У МЦ и Елены Извольской возникает план совместного проживания где-нибудь в отдельном домике с садом, поскольку Елене Александровне уже невмоготу тесниться в одном помещении со своей пожилой родней, держащей ее, сорокалетнюю, все еще за ребенка. Из этого ничего не вышло, и МЦ припоминает в связи с этим дедушку Крылова:

Верна себе, она вечно делает что-то вместо чего-то.

Ей дают на редактирование некие переводы — вместо редактирования МЦ переводит тексты заново, и все это задешево. Георгий Петрович Федотов — соредактор журнала «Новый град» (вместе с Ф. А. Степуном и И. С. Фондаминским, основателем журнала) — заказал ей статью о русских советских поэтах. Сперва думала писать о Пастернаке — вместо этого написала о Пастернаке и Маяковском. Вместо заказанного ей и обещанного ею объема — 8 страниц — написала в три раза больше — статья заняла 29 страниц в двух номерах: «Эпос и лирика современной России (Владимир Маяковский и Борис Пастернак)». (Новый град. 1933. № 6, 7.)

По поводу этой статьи и вообще своего образа жизни в письме к некой Неизвестной она сказала: «Я работаю так, как если бы завтра был Страшный Суд». Видимо, сама работа в области памяти уводит ее настолько далеко, что недавний немецкий фильм «Madchen in Uniform»[224] будит в ней рецидив забытых увлечений: четырнадцатилетняя киногероиня Мануэла влюбляется в учительницу, отчасти взаимно, и МЦ признается в любви к неизвестной женщине, о письме к которой позже спросит у себя: «— Кому?! — Очев подруге Изв —. Елена Извольская знакомит ее со многими, в том числе с блестящей и богатой Натали Клиффорд-Барни (о которой речь впереди).

В шестую годовщину ухода Рильке — 29 декабря 1932 года — МЦ проводит все в том же Доме Мютюалите вечер «Детские и юношеские стихи». В «Последних новостях» (1932. 29 декабря) анонсируется его содержание: «— Мои детские стихи о детях. — Мои детские революционные стихи. — Гимназические стихи. — Юношеские стихи». Вечер ей нужен опять-таки из финансовых соображений: семья готовится к переезду на другую квартиру.

В это время в Париже находится Исаак Бабель. Во Франции с 1925 года живет его жена Евгения Борисовна с их дочерью Татьяной. В Париже Бабель вместе с О. Е. Колбасиной-Черновой работает на местной киностудии над сценарием фильма «Азеф» по роману Романа Гуля. Работа вскоре — после двух сцен — прекратилась. Бабель интересуется бытом писателей-эмигрантов, дабы достоверно изобразить жизнь русской литературы в диаспоре. МЦ пишет ему: «С Новым Годом, милый Бабель! Прощаю Вам для него Ваше огорчительное и уже хронически упорное равнодушие к единственному не-эмигрантскому поэту эмиграции, к единственному тамошнему — здесь».

Письмо она не закончила.

Борис Пильняк в том разговоре сказал МЦ, что Пастернаку отказывают в загранице оттого, что он обращается туда, где только отказывают, то есть не туда. МЦ, по странному устройству ее мозга, тоже постоянно путала инстанции. Комитет помощи русским писателям и ученым во Франции занимался с 1919 года благотворительностью, но в 1930-х годах помощь писателям распределял непосредственно Союз русских писателей (литераторов) и журналистов в Париже. МЦ продолжала обращаться в Комитет, называя его Комитетом помощи ученым и журналистам: «Прошу уделить мне пособие из сумм, собранных на новогоднем писательском вечере. Материальное положение мое крайне тяжелое». Такие вечера проводились традиционно каждый год.

Помощь ей оказывали, это были небольшие суммы в 100–150, много 160 франков. За деньгами она посылала Алю, которая сочиняла типовые расписки такого содержания:

«Получил от Правления Союза Русских Литераторов и Журналистов в Париже сто шестьдесят франков, каковые обязуюсь возвратить Правлению при первой возможности. По доверенности матери своей М. И. Цветаевой.

Ариадна Эфрон.

Париж, 1933 года февраля 4-го дня».

В данном случае деньги были более чем кстати — Эфроны переехали: там же в Кламаре, на улицу Лазар Карно, 10. Жили они там с 15 января 1933-го по 1 июля 1934-го.

Круговорот поэзии в природе — вещь трудно постигаемая, и на каких углах поэты встречаются или расходятся, объяснить непросто. В «Истории одного посвящения» МЦ обронила слово «протокол» применительно к праву биографа на «быль». Запротоколируем факт: 28 марта 1933 года в зале «Societe savant»[225] на улице Дантона, 8, состоялся вечер под названием «Андре Жид и СССР», организованный журналом «Числа», в девятом номере которого был напечатан отчет о вечере: «После вступительного слова Г. Адамовича, пытавшегося уяснить психологические причины эволюции Андре Жида, Д. Мережковский красноречиво охарактеризовал советский строй, как неслыханное рабство, уничтожающее и умертвляющее не только тело, но и дух. После выступлений А. Даманской и Г. Федотова слово было дано Вайяну-Кутюрье, выступившему с крикливой апологией советского строя и коммунизма. Вайяну-Кутюрье чрезвычайно убедительно возразил М. Слоним, подчеркнувший, что он говорит от лица соц-революционеров и критикует утверждения Вайян-Кутюрье не справа, а слева, и, перефразировав слова самого А. Жида, заявил, что «коммунизм есть плохо играемая пьеса».

Речь Слонима вызвала шумное одобрение большинства и не менее шумные протесты многочисленных коммунистов, присутствующих в зале. Для МЦ эта перепалка послужила поводом… замириться с оппонентом — Георгием Адамовичем.