чтобы сделать свое толкование совместимым с последним, или, скорее, придать ему такой вид, он выбрал те части из авторитетных комментаторов, которые не компрометируют его тезис. Для этого он переходил от одного комментария к другому и использовал избранные фразы и предложения каждого, не обращая внимания на их контекст. Он использовал их, как если бы они были изолированными кусочками старой, разрушенной или незаконченной мозаики, с целью создания новой мозаики согласно своему плану.

Такой тип манипуляции источниками нарушает современные научные нормы, и даже средневековый критически настроенный читатель поставил бы под вопрос их правомерность. Однако Торкемаду это, видимо, не заботило, и он, очевидно, был уверен в своих правах. В конце концов, в интерпретациях христианской символики не было единообразия. Не только Торкемада в своем видении отличался от некоторых из них, их авторы тоже отличались друг от друга, и Торкемада вовсе не был обязан считать их равноценными. Он мог игнорировать те, которые считал малоценными, или же отбирать из других комментариев только те части, которые он считал нужными, указывая на них как на образцы достойного толкования. Он чувствовал себя вправе использовать те пассажи, которые подтверждали его взгляды, когда он был уверен, что его собственное или избранное им толкование соответствует содержанию текста. В первую очередь он опирался гораздо больше на буквальное значение (в смысле которого он не сомневался) и меньше на символическое (которое было открыто для домыслов). Правдивость буквального смысла плюс безоговорочная вера в него Торкемады были выражены в его словах с особой силой. Это и привело к большому совокупному эффекту его комментариев к пророчествам о Спасении. Все вместе они вносят важный вклад в концептуальную структуру еврейского народа, которую попытался построить Хуан де Торкемада.

II

То, что мы видим перед собой, является откровенной попыткой сформировать абсолютно новую тенденцию и внедрить новое смысловое значение в христианскую богословскую литературу во всём, что касается её взглядов на евреев. Но кроме этого, здесь было и нечто иное, не менее радикальное. За двести лет до того, как первые результаты библейской критики появились в Европе, Торкемада попытался приблизить Библию к реальности, снимая с неё большую часть символического одеяния, покрывавшего практически все её разделы. Трудно, конечно, сравнивать Торкемаду с кем-либо из упомянутых критиков Библии, поскольку последние были, в общем, свободны от теологии, в то время как кардинал Торкемада был теологом до мозга костей. Его шаги неизбежно были ограничены путями, которыми исторически следовала христианская теология, и его цели не могли выходить за границы, обозначенные её суровыми доктринами. Но всё же даже в этих ограниченных рамках ему удалось продвинуть вперед толкование Библии — конечно, не выходя за пределы теологии, но зачастую доходя до самого дальнего края, в опасной близости к запрещённой сфере, где полностью исчезает символическая интерпретация и единственным проводником остаётся историческая правда.

Так, мы видим его приближающимся к этим границам в его комментариях к некоторым библейским высказываниям, где его пути расходились с такими людьми, как Августин и Иероним[1380], потому что он видел в этих изречениях подлинное выражение отношения Библии к евреям. Мы видим это ещё раз в его чётко выраженном толковании хорошо известных пророчеств спасения, которые он считал относящимися к народу Израиля — а не только, или главным образом, к христианскому спасению, как это сделала бы христологическая экзегеза[1381]. И мы ещё отчетливее видим это в его резком опровержении свидетельства, приведённого толедцами из Библии для оправдания их расистских требований и взглядов.

Это свидетельство действительно выглядит весьма дискредитирующим, потому что оно исходит, как и некоторые другие обвинения, из высказываний, которые были в основном лестными для евреев, но толковались в антиеврейском духе. Это свидетельство базировалось на библейских пассажах, которые со всех сторон являлись в высшей мере критическими по отношению к евреям, содержащими резкую критику их социальных склонностей. Кардиналу было ясно, что какой бы аргумент или доказательство противного ни привел бы он или другие, это свидетельство из Библии сильнейшим образом ослабит защиту конверсо, если только не будет признано несостоятельным. Поэтому он решил опровергнуть заключения, выведенные толедцами из использованных ими пассажей, показав, что их интерпретация основана на ложных допущениях, и предложив вместо них свои собственные объяснения, которые, как он чувствовал, поддерживались источниками.

Торкемада прекрасно знал, что «доказательства» его оппонентов покоятся на пяти библейских высказываниях, весьма уничижительных для еврейского народа, которые должны означать, что он действительно «осуждён». Кардинал не отрицал порочащего характера этих высказываний, он просто отверг утверждение толедцев в том, что они относятся ко всему еврейскому народу и влекут за собой вечное, непоправимое проклятье. Разумеется, подтверждает он, в Писании есть пассажи, которые кажутся относящимися ко всему еврейскому народу, и они также говорят о его отвержении Богом. Но все это только prima facie (т. е. на первый взгляд), и всякий, кто хочет правильно прочесть Библию, не должен забывать основное правило экзегезы — правило, провозглашенное Николаем де Лирой, — что никакое библейское критическое высказывание в адрес евреев не может быть принято как относящееся ко всему еврейскому народу. Любое, без исключения, такое высказывание относится к части этого народа в определённый момент — в момент, к которому относится это высказывание.

Используя этот критерий, Торкемада нашел возможным отразить чрезмерные притязания толедцев. Конечно, и здесь он наткнулся на препятствия — мнения, выраженные некоторыми христианскими авторитетами и в известном смысле противоречащие его собственным. Для того чтобы избежать открытого столкновения с их убеждениями, Торкемада должен был обращаться с ними в той же сложной манере, в которой он обращался с аналогичными христианскими толкованиями. Всё же в целом он нашёл, что легче опровергнуть претензии, основанные на библейской критике евреев, просто потому, что они неизменно опровергаются самой Библией. Так, он показывает, что слова Иисуса в Евангелии от Матфея — «приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня» (15:8) и «род лукавый и прелюбодейный знамения ищет, и знамение не даётся ему» — не были направлены против еврейского народа в целом, но только против специфических элементов этого народа (т. е. против фарисеев и саддукеев), как это сказано в начале 15-й и 16-й глав Матфея. Аналогично, резкая критика евреев в 94-м псалме (9-11) не направлена против всех поколений евреев, но только против поколения пустыни — и, как факт, не против целого поколения, но только против тех, кто старше 20 лет, как сказано в Числах (14:29). Следовательно, только пожилые люди должны были умереть в