несколько замечаний кажутся уместными. Начиная с ранних Евангелий, через Отцов Церкви и до эпохи Торкемады христианские авторы, за малым исключением, обрисовывали евреев постоянно в мрачных тонах, и получающаяся картина выглядела всё более неприятной и даже отталкивающей. Более того, это изображение, так или иначе, опиралось во всех своих деталях на Библию, то есть на библейские высказывания о евреях соответственно христианской интерпретации. Эта интерпретация никогда не упускала центрального акта христианской исторической драмы, т. е. Страстей и богоубийства, за которое евреи были ответственны. А когда дело касалось причины их поведения, почти никогда, за редким исключением, это не приписывалось их неведению (несмотря на то что это было указано самим Иисусом) или слабости человеческого самоконтроля, а только постоянной, безудержной страсти ко злу, которая часто вырывалась наружу из глубины их сущности. И таким образом представление о еврее, как оно выкристаллизовалось, имеет устойчивые признаки врага Бога — на самом деле, врага всего хорошего: зловещее, «изменническое», «предательское» создание, действующее на службе дьявола.

Так как эта концепция превалировала в христианской мысли и послужила основой для расовой теории, ясно, что Торкемада, оспаривая эту теорию, был с самого начала в невыгодном положении. Тем, что всё же сделало борьбу возможной, был тот факт, что вышеизложенные взгляды на евреев хотя и доминировали, при этом вовсе не были единообразными. В большом разнообразии подходов и мнений, которые имелись в христианских толкованиях Библии, можно было там и тут найти проеврейские мотивы и изредка попадающиеся благоприятные для евреев высказывания. Эти отступления от традиции послужили Торкемаде точками опоры в его взглядах на евреев и, по крайней мере, его частичным оправданием. Но он, конечно, не мог игнорировать тот факт, что главные течения христианской литературы не меньше, чем волны общественного мнения, с силой направлялись против него, и именно этот факт, несомненно, определил основную стратегию кардинала.

Стратегию эту распознать несложно. Для того чтобы притязать на поддержку христианства — или христианской литературы в целом, Торкемада должен был найти общий знаменатель, который, не противореча его собственным взглядам, находился бы в конфликте со взглядами его оппонентов. Он нашел этот общий знаменатель, благодаря грубым тактическим ошибкам расистов, которые по психологическим и идеологическим причинам не могли унять своей склонности к крайностям. В результате Торкемада мог свободно заявлять, что всё собранное им теоретическое оружие, которое он использовал для защиты своих взглядов, было направлено на достижение единственной цели: доказать, что еврейская раса (genus iudeorum) никогда не была и не является, как утверждают его противники, целиком отвергнута и «полностью осуждена»[1362].

Такой ограниченной цели он всегда мог достичь, и это главным образом обеспечило его первоначальные нужды. Торкемада быстро завладел этой позицией и время от времени совершал очередные набеги, чтобы завоевать новое пространство. Эти шаги напоминали вылазки на враждебную территорию, которые разнились в глубине проникновения и количестве приобретений. Но все они коренились в рассуждениях Торкемады, всегда давая ему возможность вернуться в свою тихую гавань — исходный пункт, из которого он пустился в путь.

Мы должны отметить, что тактика Торкемады состояла в продвижении к позитивному от негативного. Поэтому его план демонстрации состоял из нескольких шагов: сначала прояснить, что христианские докрины не подтверждают толедские взгляды на евреев, а затем разоблачить лживость доказательств, предложенных толедцами в поддержку своих взглядов[1363]. Таким образом, ему не только удалось разрушить основные позиции толедцев, но ещё и проложить путь к принятию его собственного, пусть нового и противоречивого, взгляда на еврейский народ. Мы не должны удивляться этим методам кардинала, напоминающим нам тактику, используемую в судах. Торкемада, несомненно, видел себя стоящим перед судом общественного мнения и истории, и он также верил, что окончательный приговор может зависеть от успеха его защиты. И действительно, судя по его аргументам, он был не только апологетом и полемистом высшего класса, он также был великим юристом.

V

Обращаясь в этот момент к аргументации Торкемады, мы начнем с его решительной попытки изложить позицию христианства по отношению к еврейскому народу ссылкой на библейское свидетельство о евреях. Из этого свидетельства он первым делом представляет изречение, которое, кажется, имеет прямое отношение к делу, и оно взято из 94-го псалма (14-й стих).

Ибо не отринет Господь народа Своего

И не оставит наследия Своего.

Светскому человеку, в особенности современному учёному, который правильно понимает смысл этого стиха и у которого нет сомнения по поводу того, к кому Он обращается со словами «Его народ», этот стих представляет собой сокрушающий удар по толедским позициям. Но как бы ни соглашался Торкемада с этим заключением, он не мог опираться только на этот стих. Он должен был принять во внимание христологические интерпретации, применённые к библейскому тексту, а они придавали совсем иной смысл терминам «Его народ» и «Его наследие». Поэтому для того, чтобы представить «настоящее» значение стиха, кардинал должен был справиться в определённых христианских комментариях, общепризнанных авторитетных ориентирах для всех христиан, читавших Библию в XV в.: подстрочная глосса Ансельма Ланского, Ординарная глосса (Glossa Ordinaria) Валафрида Страбона и «Беседы» Николая де Лиры. Эти комментарии (в особенности Ординарная глосса) содержат избранные места из трудов Отцов Церкви, которые включают в себя интерпретации библейских текстов. Но ни одна из этих подборок не была исчерпывающей, и изучающие теологию всегда чувствовали себя свободными рыскать по обширному полю христианской литературы в поисках комментариев, которые поддержат их взгляды или ответят на их специфические вопросы. Теперь мы снова бросим взгляд на стих, процитированный из 94-го псалма:

Ибо не отринет Господь народа Своего

И не оставит наследия Своего.

Торкемада говорит: «То, что это должно быть понято как относящееся к еврейскому народу (de populo iudeorum), тем самым доказывая заблуждения клеветников», показано комментариями св. Августина («выдающегося светила Церкви») на Псалом 79:1[1364]. Этот псалом также говорит о «наследии Божием»: «О Боже, пришли в наследие Твоё, осквернили святый храм Твой, Иерусалим превратили в развалины» и т. д. Августин спрашивает, к кому относится понятие «наследие», и в ответ говорит: «Из народа Израиля [пришли] веете, кто верили в Христа, веете, кому был принесен в жертву Христос, и в некотором смысле благотворное и плодотворное исполнение обещания. Веете, оком Сам Господь сказал: «я был послан только к заблудшей овце, дому Израиля». Они те, из кого вышли сыны обета, они считаются «семенем» (Послание к Римлянам 9:8), они принадлежат к наследию Божию»[1365].

Что мы можем понять из приведённого выше пассажа,