вдова эстрадного танцора Владимира Шубарина — рассказала о таком случае: «На съемках фильма “Опасные гастроли” они поселились в Одессе в гостинице “Аркадия”. <.. > Тут заходит Высоцкий: “Володь, меня, видно, кагэбэшники секут. Я Марине набираю и успеваю только сказать: “Здравствуй, это я!” — больше ничего не слышно. Давай с тобой номерами поменяемся…”»[1107]. Правда, иногда чекисты позволяли Высоцкому поговорить с Мариной Влади «без свидетелей», но… в обмен на его песни: «…мы часами ворковали с возлюбленными по телефону, я с Таней, он с Мариной, жил я тогда у Володи. А его линия, естественно, прослушивалась. Высоцкий говорил в трубку гэбистам: “Ребята, это очень личное. Прошу, не слушайте. Я вам потом спою”. Щелчок — и отключились. Он: “Мариночка, любимая…”. Закончил разговор, минут через десять-пятнадцать — звонок. Беру трубку, там: “Володь, мы ждем обещанного”. Кричу ему: “Володя, тебя — кагэбэ!”. Ну и всё. Часа два он им пел, а я стоял рядом, работая микрофоном для чекистов, трубку держал»[1108]. Но наряду с этим Высоцкий нередко позволял себе подшутить над прослушивавшими его гэбэшниками. Сотрудница издательства «Просвещение» Галина Денисенко запомнила такой эпизод: «Ну, мы считали, что за ним присматривают, и он нарочно иногда начинал говорить такие правильные-правильные вещи, поднимал голову к потолку и говорил: “Вы слышите меня, товарищ майор?” <…>. Не знаю, были ли “прослушки” у меня в комнате. Вряд ли»[1109] [1110] [1111]. Об этом же говорила переводчица Мишель Кан редактору Информационного агенства «Новости Армении» Ани Афян: «Он часто брал трубку, чтобы позвонить, и кричал в трубку: “Алё, я уже говорю. Записываете?”. А что ему еще оставалось делать?»902

Ну а теперь обратимся непосредственно к тексту «Невидимки»: «Сижу ли я, пишу ли, пью кофе или чай, / Приходит ли знакомая блондинка — / Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, / Но только не простой, а невидимка. <…> Однажды выпиваю — да и кто сейчас не пьет!903 — / Нейдёт она: как рюмка — так в отрыжку. / Я чувствую: сидит, подлец, и выпитому счет / Ведет в свою невидимую книжку».

«Невидимая книжка» — это та же «тетрадка» из песни «Про личность в штатском» (1965): «Со мной он завтракал, обедал, / Он — везде за мною следом, / Будто у него нет дел. / Я однажды для порядку / Заглянул в его тетрадку — / Обалдел!».

Вообще же мотив слежки встречается на протяжении всего творчества Высоцкого: «То друзей моих пробуют на зуб, / То цепляют меня на крючок» («Копошатся — а мне невдомек…», 1975). А между «Невидимкой» и песней «Про личность в штатском» обнаруживаются закономерные совпадения: «Со мной он завтракал, обедал, / Он — везде за мною следом» = «Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе ши чай <..> Я чувствую, что на меня глядит соглядатай»: «Исполнительный на редкость, / Соблюдал свою секретность» = «Сейчас она скрывается, огласки не любя, / Но я теперь надеюсь на поимку» /2; 375/. Сразу возникает аналогия с наброском «Мимо баб я пройти не могу…» (1969): «Вот вам сказка про бабу-ягу <…> Как прохожих варит в супе, / Большей частью молодых, / Как секретно ездит в ступе, / Ловко путая следы» (АР-8-90).

Мотив Ловко путая следы имеется и в других произведениях: «Тяжко метлою следы заметать, / Зелье я переварила» (АР-11-201), «Чтоб не было следов — повсюду подмели» /3; 137/, «Концы хоронят — ишь чего удумали!» /5; 508/, «Не сумел я, как было угодно — / Шито-крыто. / Я, напротив, ушел всенародно / Из гранита» /4; 11/.

Следует отметить также одинаковые конструкции в «Невидимке» и в песне «Подумаешь — с женой не очень ладно!» (1969): «Обидно мне, досадно мне / Ну ладно» = «Подумаешь — обидно и досадно! / Скажи еще спасибо, что живой! <…> Да ладно — потащили на носилках!» (АР-2-94). Сравним еще с разными вариантами песен «Я не люблю» и «“ЯК”-истребитель» (обе — 1968): «Досадно мне, что слово “честь” забыто» /2; 154/, «Обидно мне, что слово “честь” забыто» (АР-9-182); «Досадно, что сам я немного успел» (АР-3-204), «Обидно, что сам я немного успел» (АР-3-212).

Теперь посмотрим, какие меры предпринимает герой для поимки невидимки: «Я дергался, я нервничал — на выдумки пошел: / Вот лягу спать и подымаю храп. Ну, / Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол — / Вот сядет он, тут я его и хапну!».

Почему он уверен, что невидимка клюнет на эту приманку? Скорее всего, по опыту песни «Про черта» (1966), в которой «черт за обе щеки хлеб уписывал, / Брезговать не стал и коньяком».

А «на выдумки пошел» герой и в «Песне про плотника Иосифа»: «Я к Марии с предложеньем — / Я на выдумки мастак™: / Мол, в другое воскресенье / Ты, Мария, сделай так: / Я потопаю под утро — / Мол, пошел… / Ты прими его как будто. / “Хорошо!” / “Ты накрой его периной / И запой — тут я с дубиной. / Он — крылом, а я — колом, /Он — псалом, а я — кайлом. / Тут, конечно, он сдается, честь Марии спасена, / Потому что, мне сдается, этот ангел — сатана».

Похожей характеристикой наделяет своего собеседника лирический герой в «Песне про джинна»: «До небес дворец хочу — ты на то и бес», — хотя джинн представился ему как дух (с арабского так буквально и переводится слово «джинн»).

Кроме того, тезис «этот ангел — сатана» предвосхищает «Марш футбольной команды “Медведей”»: «Мы — ангелы азарта! <.. > Мы — дьяволы азарта!».

Размышляя о том, как ему лучше поймать невидимку, герой «дергался и нервничал». Такое же состояние у него будет в песне «Честь шахматной короны», когда перед ним вновь возникнет необходимость принять ответственное решение: «Ход за мной — я нервничаю! Где вам / Вникнуть, словно гиря на ноге!» /3; 390/, - а восходит этот мотив к «Пике и черве»: «А потом не выдержали нервы».

Но, несмотря на все выдумки, поймать невидимку (и, соответственно, святого духа) ему не удалось. Как сказано в «Песне автомобилиста»: «Безлунными ночами я нередко / Противника в засаде поджидал, / Но у него поставлена разведка, / И он в засаду мне не попадал». Поэтому хотя герой регулярно устраивает засаду, но всегда безуспешно: «Даже в дозоре / Можешь не встретить врага»