также в песне «Если хочешь» (1972) и в стииотворснни «Много во мне мамииогОо.» ((998)) «Вот уже и снее у стекла… / Где ж пророчество?!», «Колдуны пророчили — де, / Будет всё попозже». Однако вышло всё наоборот: «За камнями — очереди, / За костями — тоже».

С другой стороны, сам поэт нередко выступает в образе пророка или волхва: «Песня о вещей Кассандре», «Песня о вещем Олеге», «Я из дела ушел», «Я вам расскажу про то, что будет..»[1120]. Понятно, что в таких случаях этот образ носит позитивный характер. Однако когда речь заходит о колдунах, гадалкам и других недоброжелателях, которые зачастую ассоциируются с советской властью, пророчество приобретает негативный оттенок. Вот, например, выразительная перекличка между «Натянутым канатом», где автор говорит о себе в третьем лице, и стихотворением «Говорили игроки…», в котором речь ведется от первого лица: «Но упрямо и зло повторяли / Попугаи, попугаи: / “Ему не сносить головы!”» = «Говорили игроки, злые-злые языки, / Профессионалы, / Будто больше мне не спеть. / Не взлететь, не преуспеть. — / Пели подпевалы».

В последнем стихотворении упоминается еще несколько пророчеств: «Подпевалы из угла / Заявляли нагло, / Что разденут догола / И обреют наголо». Именно так собирался поступить с лирическим героем начальник лагеря в стихотворении «Вот я вошел и дверь прикрыл…» (1970): «Права со мной качаете, / А вас еще не брили». А «разденут догола» героя в песне «Ошибка вышла» (1976): «Лежал я, голый, как сокОл,

- / Раздели донага» /5; 390/.

Вообще лирическому герою нередко предрекают беду, в том числе в виде тюремного заключения: «Гадаю, гадаю, судьбу предсказываю. Что было, что будет. На чем сердце успокоится. А будет у тебя веселый разговор в казенном доме с благородным королем» («Гадание цыганки», 1966 /6; 21/), «Гадали разное — года в гаданиях: / Мол, доиграются — и грянет гром. / К тому ж кирпичики на новых зданиях / Напоминают всем казенный дом» («Мы из породы битых, но живучих…», 1977). Здесь содержится явная отсылка к песне «Таганка», часто исполнявшейся Высоцким: «Цыганка с картами, дорога дальняя, / Дорога дальняя, казенный дом. / Быть может, старая тюрьма центральная / Меня, парнишечку, по-новой ждет». В 1975 году оба эти образа перейдут в «Разбойничью», где поэт будет говорить о себе в третьем лице: «Без одёжи да без сна / Вечно он в дороге… / Та дорога — мать честна! — / Привела в остроги» /5; 363/. И в том же году — уже от своего лица — лирический герой скажет: «И покатился я, и полетел / По жизни — от привода до привода», — поскольку это ему предсказали гадалки: «На жиже — не на гуще — мне гадали» («Я был завсегдатаем всех пивных…»). Кроме того, с «Разбойничьей» перекликается черновой вариант «Лекции о международном положении», где герой вновь оказывается в тюрьме: «Плывут у нас — по Волге ли, по Каме ли, / По жизни — прямиком в казенный дом, / Таланты — вон узбек, сосед по камере, — / Он мог бы быть Морганом и Фордом» (АР-3-133) = «А которых повело, повлекло / По лихой дороге, / Тех ветрами сволокло / Прямиком в остроги». Впервые же острог появился в наброске 1967 года: «И что ни шаг — то оплошность, / Словно в острог заключен» («Нынче мне не до улыбок…» /2; 566/).

То, что для Высоцкого это был центральный образ (Советский Союз как одна большая тюрьма, или казенный дом), подверждает его реплика, обращенная к Леониду Мончинскому в 1976 году, после того как он пообщался в Сибири с бывшими заключенными: «Давай напишем не о том, как они живут здесь. Давай напишем с той стороны проволоки, потому что и там зона, и здесь зона, но там зона, на которой можно посмотреть развитие нашего общества»[1121] [1122].

А в вышеупомянутой песне «Мы из породы битых, но живучих…» встречаются еще два примера негативного пророчества: «Ломали, как когда-то Галилея, / Предсказывали крах — прием не нов. <...> Волхвы пророчили концы печальные…» (подобная характеристика методов советской власти имела место и в написанном за год до этого стихотворении «Вооружен и очень опасен»: «Прием не новый: то стучит, / То вдруг о помощи кричит / За поворотом» /5; 421/).

Поэтому в посвящении Юрию Любимову «Ах, как тебе родится пофартило…» (1977) автор задается вопросом: «Зачем гадать цыгану на ладонях? / Он — сам хозяин над своей судьбой». И то же самое он скажет о самом себе, причем таким же стихотворным размером: «Зачем цыганки мне гадать затеяли? / День смерти уточнили мне они» («Две просьбы», 1980).

Между тем строка «Зачем гадать цыгану на ладонях?» представляет особый интерес, поскольку обычно гадают цыгане и цыганки, а здесь гадают цыгану, так как в образе цыгана представлен Юрий Любимов (его дед по материнской линии был цыганом). Но в неменьшей степени это относится и к самому Высоцкому, так как в его произведениях друг лирического героя наделяется чертами самого героя. Поэтому строка «Он — сам хозяин над своей судьбой» имеет явное сходство с песней «Грусть моя, тоска моя» (1980): «Сам себе судья, хозяин-барин».

Приведем еще несколько цитат, в которых автор демонстрирует негативное отношение к предсказателям, предрекающим ему неудачу: «Прорицатели, гадалки / Напророчили бедлам. / Ну, так мы — уже на свалке…» («Мистерия хиппи»), «Мне пророчили певцы / (Тоже, в общем, молодцы), / Передали слухи, / Чтоб боялся я старух — / Этих самых старых шлюх: / Шлюхи — всё же шлюхи» («Говорили игроки…»9]5), «Кто-то мне неудачу пророчит» («Мы взлетали, как утки…»; черновик /5; 349/), «Кто-то припугнул: “Тебе — баранка!”» («Честь шахматной короны»; черновик /3; 395/), «Говорили игроки <.. > Дескать, что с такой игры — / И со штосса, и с буры — / Проигрыш немалый» («Говорили игроки…» /5; 609/), «Писали мне: “Все ваши дамы биты”» («Я уехал в Магадан»), «Мне накаркали беду / с дамой пик[1123], / Нагадали, что найду / материк» («Свой остров»), «Будто больше мне не спеть, / Не взлететь, не преуспеть, — / Пели подпевалы» («Говорили чудаки…» /5; 612/), «Пусть кто-то считает: отпел я, и стар я» («Один музыкант объяснил мне пространно…»; черновик — АР-5-108). А то, что лирический герой «отпел», они считают также в стихотворениях «Мне скулы от досады сводит…» и «Я к вам пишу»: «Ты стал разучиваться петь», «Вот я читаю: