«Песня о хоккеистах», в которой о «профессионалах» было сказано: «Им платят деньжищи — огромные тыщи — / И даже за проигрыш, и за ничью». А «кот ученый» получил гонорар тоже фактически «за проигрыш»: «В Лукоморье — перегар на гектар».

Вот еще некоторые параллели между этими песнями: «Игрок хитер — пусть!…» = «Он давно Людмилу спер — ох, хитер!»; «Бог на трибуне — он не простит» = «Чтоб избегнуть божьих кар, / Кот диктует про татар мемуар»; «Профессионалам судья криминалом / Ни бокс не считает, ни злой мордобой» = «Порубили все дубы на гробы <…> С окружающими туп стал и груб». И творят этот бепредел, соответственно, «профессионалы» и «тридцать три богатыря», предводители которых тоже названы одинаково: «А ихний пастор — ну как назло!..» = «Дядька ихний сделал сруб».

Но хватил его удар…

Точности ради заметим, что Ленина «хватил» не один, а целых три удара: первый — 24 мая 1922 года, второй — 23 декабря, и третий — 10 марта 1923 года, после чего он утратил способность говорить. С этим фактом мы связываем строку:

Кот диктует про татар мемуар.

Действительно, после второго удара Ленин был вынужден диктовать свои статьи. Однако, вероятнее всего, под словом мемуар подразумевается «политическое завещание В.И. Ленина». Процитируем воспоминания стенографистки Совнаркома М.А. Володичевой, в которых идет речь о 24 декабря 1922 года: «Меня предупредили, что Ленину разрешено диктовать не более 5 минут. Надежда Константиновна [Крупская] провела меня в комнату, где на кровати лежал Ильич. Вид у него был болезненный. Он неловко подал мне левую руку, правая была парализована <…> Ленин сказал: “Я хочу продиктовать письмо к съезду. Запишите!”..»[1091]0

Что же касается татар, про которых кот диктует мемуар, то они встречаются у Высоцкого неоднократно: «300 лет под татарами — жизнь еще та: / Маета 300-летняя и нищета» («Мне судьба — до последней черты, до креста…», 1977; АР-8126), «Но ханыга, прощелыга, / Забулдыга и сквалыга / От монгольского от ига / К нам в наследство перешли» («Сказочная история», 1973; АР-14-150), «И тогда не орды Чингисханов, / И не сабель звон, не конский топот, — / Миллиарды, выпитых стаканов / Эту землю грешную затопят» («Я вам расскажу про то, что будет…», 1976 /5; 125/), «[Кровью мылась Россия] [Словно] Даже орды Батыя / Протекли в решето, / И слепая [Вышло так, что] стихия / Превратилась в ничто» («Оплавляются свечи…», 1972; АР-6-20), «Маленькую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал, / И у той истории в истоке / [Тамерлан стоял и Чингисхан] Серой тенью Тамерлан стоял (Тамерлан таинственный скакал). <…> В Азии приучены к засаде <…> Только при совсем короткой шее / Многое увидел Тамерлан. / Вот какую притчу о Востоке / Рассказал мне старый аксакал. / “Даже сказки здесь — и те жестоки”, - / Думал я и шею измерял» («Баллада о короткой шее»; АР-9-29). Как видим, и в последнем случае сказка превращается в антисказку из-за того, что действие происходит в СССР881. А между «Лукоморьем» и «Балладой о короткой шее» наблюдается еще ряд перекличек: «Ну а подлый Черномор…» /2; 40/ = «И любая подлая ехидна…»; «Зазеваешься — он хвать — и тикать!» = «Чуть отпустят нервы, как уздечка <…> И на шею ляжет пятерня»: «Выходили из избы здоровенные жлобы» = «Чтобы грудь — почти от подбородка, / От затылка — сразу чтоб спина»; «Порубили все дубы на гробы» = «Под ногами — вон их сколько! — тел» /4; 355/; «Значит, сказка — дрянь!» = «Даже сказки здесь — и те жестоки»[1092].

Кроме того, многие люди, знавшие Ленина, говорили о его монголо-татарской внешности: «Приходилось позднее много раз слышать и читать о ярко выраженном монголо-татарском обличье Ленина. Это неоспоримо, однако при первой встрече, да и всех последующих, я на “антропологию” Ленина не обратил и не обращал внимания»[1093]; «Невозможно было представить, что этот лысый человечек с непроницаемым лицом, в котором было что-то монгольское, медлительный и скованный в движениях, — и есть самый бесстрашный, ловкий и целеустремленный человек нашего времени^[1094] [1095]. То же самое можно отнести и к Сталину, упомянутому в мемуаре: «Наша беседа происходила с В.И. на квартире тов. Сталина. Во время нашей беседы тов. Сталин ходил по комнате и курил все время трубку. Владимир Ильич, посмотрев на тов. Сталина, сказал: вот азиатище — только сосет! Тов. Сталин выколотил трубку»[1093]

В стихах же одним из первых на эту тему высказался Александр Блок в поэме «Скифы» (1918): «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, / С раскосыми и жадными очами!»[1096]. А чуть позже ее подхватил Сергей Есенин: «Ты, Рассея моя… Рас… сея… / Азиатская сторона!» («Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», 1923).

Да и возникшую позднее ленинско-сталинскую империю многие называли «азиатской деспотией», а сам Сталин называл себя азиатом. Например, по воспоминаниям дипломата Олега Трояновского, Сталин, «неожиданно появившись на вокзале в апреле 1941 года, чтобы проводить министра иностранных дел Японии Мацуока, сказал ему на прощание: “Мы, азиаты, должны держаться вместе”»[1097]^.

Интересно, что сравнение советской власти с татаро-монгольским нашествием присутствует и в песне А. Галича «Памяти доктора Живаго» (1972): «Опять над Москвою пожары, / И грязная наледь в крови… / И это уже не татары, / Похуже Мамая — свои!»[1098]. А сравнение с ордой встречается в его же «Русских плачах» (1974): «Шли Олеговы полчища / По немирной дороге».

Похожая картина нарисована в черновиках «Баллады о ненависти» (1975) Высоцкого: «Косые недобрые взгляды / Ловя на себе в деревнях, / Повсюду скакали отряды / На сытых тяжелых конях. / Коварство и злобу несли на мечах, / Чтоб жесткий порядок в стране навести, / Но ненависть глухо бурлила в ручьях, / Роса закипала от ненависти» /5; 316/). Впрочем, еще в 1931 году Осип Мандельштам в стихотворении «Сохрани мою речь навсегда…» назвал большевиков «татарвой»: «Обещаю построить такие дремучие срубы, / Чтобы в них татарва опускала князей на бадье». Речь идет об убийстве великого князя Сергея Михайловича, великой княгини Елисаветы Федоровны, князя Владимира Палея и трех юных сыновей великого князя Константина Константиновича: «Все шестеро были живыми сброшены, в угольную шахту вблизи Алапаевска в Сибири. Их тела, найденные по приказанию адмирала Колчака, свидетельствовали о том, что они умерли в невыразимых страданиях. Они были убиты 18 июля