Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он считал, что никто не должен знать об их местонахождении, но упрямица Марина убедила его пойти к ее другу по имени Альберто Альмейда. Он согласился, потому что на улице они каждую минуту рисковали попасть в лапы копов, и к тому же им нужно было поспать. А в мотелях столько камер, что того и гляди станешь звездой.
Альмейда этот встретил их, мягко говоря, нерадостно. Вылитый буддистский монах с поносом. И в общем, он был не так уж неправ: в доме у него дерьма свободно могло бы поприбавиться. Узнай полиция, что у него хоронятся эти два зверька, и всем однозначный каюк. Вот и будь после это отшельником и аскетом. В один прекрасный день к тебе на порог являются Бонни и Клайд XXI века.
Марина чуть ли не поклонялась этому надутому индюку, словно божеству. Альмейда стоял сложа руки и смотрел на них, как сельский падре, что Хосе Куаутемоку совсем не нравилось. Он выглядел достойным противником. Хоть и пожилой почти, а в драке с таким еще неизвестно, как дело обернется. Это если он взбесится или, что хуже, сдаст их с потрохами. Она сжала его руку, давая знак успокоиться: «Доверяй ему, он мне как отец». Доверять? Да никогда в жизни. Неприятный зажатый старикашка. Как отец, ха. Скорее уж Пьеро, и он точно постарается убедить Марину, что Хосе Куаутемок — Карабас-Барабас.
Они поужинали с мистером Правильным и пошли спать. Легли одетыми. А вдруг второй отец возьмет и стукнет копам? Лучше быть готовыми, чтобы сразу рвануть на крышу и удрать верхами.
Спал он урывками, все время будили порывы ветра. Эффект «последние-дни-Пабло-Эскобара» начинал давать о себе знать. Любой шумок наводил панику. А Марина — как младенец в колыбельке. Глазки закрыты, ротиком булькает. Бля, как же он ее любит.
Он услышал, как открылась дверь. Потом шаги на лестнице. Альмейда этот бродил по дому. Это Хосе Куаутемоку не понравилось. Чего ему не спится в два часа ночи? Он встал. Марина так и витала в далекой стране сна. Он выглянул в окно. По улице стремительно приближались красно-синие огни патрульной машины. План Б, план Б, стал соображать он. И вдруг почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной. Чуть не врезал, но вовремя догадался, что это Марина. А еще секунда — и отправил бы ее к зубному за вставной челюстью. «Нам нужно идти», — командным тоном объявил он. «Куда?» — удивилась Марина. Он не знал — просто уходить, и все. Снова в открытое море улиц. Лучше шторм, чем эта мышеловка.
На выходе они столкнулись с Альберто. Он сидел в столовой, бухой. Плохой знак. А потом еще и пушку достал. Хосе Куаутемок приготовился напрыгнуть на него, как тигр. Точнее, вскочить на стол, выхватить ствол и отделать говнюка. Не понадобилось. Монах оказался не таким уже подлюгой, как он считал. Подарил им револьвер и двадцать девять пуль. Жизнь налаживалась. Лучше ты свинцом, чем в тебя.
Вышли. Ночь. Улица. Скоро дождь начнется. Спать хочется. Устали. На хера он вытащил Марину из теплой постельки? К тому же и гроза вот-вот разразится. Нет. Такая любовь нам не нужна. Промокнуть до нитки, не емши, не спамши, да еще трясешься, что за тобой стая косаток охотится.
Легли в парке, среди бомжей и бездомных собак. Сплелись, как змеи, под деревьями, чтобы согреться. Во сне Марина начала бормотать какие-то непонятные слова, как будто на утраченных языках. С какими невидимыми существами она общалась? Кого призывала на этом странном наречии? Он поцеловал ее в лоб и уснул под таинственный шепоток.
В половине седьмого солнце облизало ему лицо. На проспекте гудели первые машины. Он отделился от Марины и сел на газоне. Она свернулась от холода в клубок. Нужно решать проблему. Хосе Куаутемок легонько потрогал ее за плечо и прошептал: «Сейчас вернусь. Никуда не уходи».
Он побродил по парку, размышляя, что делать. Нельзя дальше жить, как бедуины. Это он привык к тяготам, а она-то нет. Он обернулся и посмотрел на нее издалека. Она так и посапывала под деревьями. И тогда он принял совершенно неожиданное решение. Пошел искать телефон-автомат. Через пять улиц нашел. Разнорабочий, по виду индеец-тотонак, разговаривал односложными фразами: «да», «нет», «да нет». Напоследок сказал: «Ладно, хозяин» — и повесил трубку. Хотел слиться, но тут Хосе Куаутемок остановил его: «Друг, не одолжишь карточку? Мне позвонить нужно». Тот даже не ответил. Развернулся и намылился удрать, но Хосе Куаутемок перешел на науатль: «Мне очень нужно». Паренек вылупился на него. Что это еще за хрен? С виду как антрополог-гринго, из тех, что вечно крутятся у них в деревне, только говорит без акцента. «Мне просто позвонить», — повторил Хосе Куаутемок на родном языке. Тот еще сильнее вылупился. Почему такой блондинистый, в жопу плюнуть — не достать, попрошайничает? «Хорошо, только много не наговори», — ответил он на науатль. Хосе Куаутемок набрал номер по памяти. После шестого гудка трубку сняли. «Франсиско Куитлауак?» На том конце ответили: «Да, слушаю». Неизвестно, пошлет он их на хрен или решит помочь. «Я сбежал из тюрьмы».
Пробуждение
Проснувшись, я почувствовал, что ноги у меня какие-то странные. Я осмотрел их и не нашел ничего необычного. Попробовал надеть ботинки, не получилось. Еще дважды попробовал. Никак. Может, ботинки скукожились. Сыро же.
Завтракать не пошел, дальше стал дремать. Пролежал минут пятнадцать, и тут у меня кольнуло в пятках. Я сел на койке и взял свою правую ногу, посмотреть поближе. Услышал легкий треск. Наклонился пониже и прислушался. Треск шел от подъема ступни, звук был такой, будто глиняный горшок постепенно раскалывается. Поднял вторую ногу. Такой же треск, непрерывный, едва слышный. Я опять подумал, что это от сырости.
Приближалась первая смена обеда. Жрать уже хотелось. Босым идти было нельзя, поэтому я просто примотал ботинки к ступням и так отправился по коридорам. В столовой попросил кореша взять мне обед. Он отстоял очередь и принес суп и жаркое. Пока я ел, двое мужиков стали пялиться на мои ноги. «Что это с тобой?» — спросил один. Я посмотрел. Ноги поменяли цвет, и