Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же и при прободении желудка. Чтобы на какое-то время сгладить катастрофические последствия, отверстие тут же прикрывается сальником. Время идет на часы… Спасение – в срочной операции! В противном случае развивается воспаление брюшины, так называемый перитонит. Прогноз – мучительная смерть в течение нескольких дней.
Подтверждение находим в отчете хирурга Уолтера Генри: «…В этой части появилось отверстие, в которое автор этих строк смог просунуть палец. Спайка с печенью закрыла это отверстие…» А вот запись из официального протокола вскрытия: «…сильные спайки связывали всю поверхность желудка, особенно около конечности привратника желудка, со впадиной на поверхности левой доли печени. Между спайками, в одном инче от привратника желудка была обнаружена язва, проникшая через покров желудка и вполне позволявшая вставить внутрь ее мизинец».
Как видим, речь идет исключительно о спаечном процессе. Напомню, любая спайка есть патологическое состояние брюшины в виде склеивания (спаивания) серозных оболочек органов брюшной полости. В контексте нашего повествования отверстие в стенке желудка закрыла не печень – а именно спайка, сформировавшаяся между печенью и поврежденным желудком вследствие прободения последнего и развития воспалительного процесса.
* * *
Ну и «пилюли», которыми потчевал Наполеона то один доктор, то другой. В ходу была так называемая гомеопатия. То есть лечение подобного подобным. Особенностью гомеопатии является широкое употребление всякого рода неорганических ядов – солей ртути, свинца, мышьяка и прочих. Достаточно сказать, что основоположник этого направления медицины – знаменитый Самуэль Ганеман – скончался от последствий регулярных испытаний новых препаратов на себе. И это понятно: ошибся чуть-чуть – и вот тебе передозировка! Еще разок-другой – а там рукой подать до почечной недостаточности… Поэтому пациенты нередко погибали как от самих болезней, так и от врачебного вмешательства, причем зачастую как раз из-за низкого качества лекарственных гомеопатических средств.
Таким образом, нельзя исключить поступление мышьяка в организм нашего героя как раз через гомеопатические препараты, назначаемые лечащими докторами. Как эскулапы рассчитывали необходимые дозировки лекарств – только им было известно.
Зато, как уверяют Бен Уайдер и Стен Форсхувуд, самым грамотным на острове Святой Елены оказался граф де Монтолон. «Бесшабашный кутила», способный отличить разве что шардоне от кло-де-вужо (любимые вина Бонапарта), вдруг предстает перед нами изощренным химиком-отравителем. Если, скажем, после рвотного камня подсунуть хозяину бокальчик оршада – будет та-ко-о-е! Синильная кислота среагирует с соляной кислотой желудочного сока и каломелью, после чего выделится сулема, которая разъест стенку желудка… Не слишком ли для среднего умственного уровня придворного генерала? Опытные врачи, находясь у постели больного, ломали головы, а для какого-то несведущего в медицине «придворного шаркуна» все было известно наперед – как дважды два… Бред, да? То-то и оно.
Нестыковка и в другом. Как уже было сказано, начиная с 7 апреля 1821 года умирающему Наполеону стали подавать «новое вино», которое на самом деле было вовсе не вино, а некий напиток под названием оршад. По мнению авторов расследования, именно этот напиток сыграл не последнюю роль в скором уходе Пациента. Так вот, автор этих строк не поленился ознакомиться со строками первоисточника (мемуарами Луи Маршана) и был немало удивлен: как выяснилось, Бонапарт предложенный ему напиток лишь попробовал, после чего решительно отказался от этого самого «нового вина».
Судите сами. Вот что на самом деле пишет камердинер Маршан: «В 4 часа дня император поел немного желе с супом. …Гофмаршал переводил слова императора доктору Арнотту и наоборот. <…> Д-р Арнотт принес с собой немного тонизированного вина в концентрированном виде, и император распорядился, чтобы я попробовал его. Я нашел вино горьковатым, но приемлемым. Император согласился попробовать его, пообещав, что начнет пить его со следующего дня. Д-р Арнотт сказал, что пульс императора стал лучше прощупываться, что несколько обнадежило нас.
9 и 10 апреля я предложил императору это вино. Несколько раз он в довольно резкой форме отказывался от него, заявив, чтобы я вместо него пил это вино; оно принесет ему такую же пользу, как если бы он сам выпил его».
Следует признать, что «исследователи» явно искажали некоторые факты, выдавая, ничтоже сумняшеся, желаемое за действительное.
Теперь еще раз о том, откуда могли попадать запредельные дозы мышьяка в организм Наполеона. На эту тему написаны сотни диссертаций, статей, монографий; еще столько же ждут своего часа. К слову, совсем «свеженькое» открытие: если, как говорят, съесть килограмм-полтора королевских устриц, то мышьяк появится не только в волосах, но чуть ли не посыплется из ушей. Подтвердить подобное не берусь, ибо королевские устрицы на моем столе не водятся.
Следует напомнить и о винных дубовых бочках, которые в те годы имели обыкновение обрабатывать мышьяком. Мало того, в девятнадцатом веке мышьяк можно было встретить не только в вине, но и в пиве, солоде, мармеладе и даже в хлебе!
К слову, вино в Лонгвуде было отвратительного качества. Об этом оставил воспоминания граф Лас Каз: «Худшая вещь в наших жалких обедах – вино, которое в последние дни настолько отвратительно, что сделало нас всех больными. Мы даже обратились с просьбой в лагерь английского пехотного полка, надеясь, что вино, которым нас снабжают, нам поменяют, так как получаемое вино мы пить не можем».
Да, долгие годы ученым не давали покоя обои в комнатах Лонгвуда, где жил император. Доказано, что в составе красителя тех обоев (они были зеленого цвета) был обнаружен мышьяк. Влажный климат острова способствовал отсыреванию обоев; на них заводилась плесень, которая превращала устойчивые неорганические соединения мышьяка в летучий триметилмышьяк. Есть предположение, что ядовитые испарения этой гадости вполне могли попасть в организм Бонапарта.
* * *
Напомню, согласно версии западных исследователей, Наполеона травили через вино, которое к столу подавал граф Монтолон. Последний ведал в Лонгвуде снабжением и всем хозяйством; он же имел ключи от винного погреба. Император предпочитал всегда одни и те же сорта вин из своих личных, так называемых коллекционных бутылок (хотя большинство сортов все-таки было из бочек). Для остальных имелись другие вина. На остров вина тем не менее доставлялись в бочках и разливались в бутылки уже на месте. Поэтому яд, если и