«Второй протокол фиксировал вопросы, в которых Солсбери сохранял свободу рук: участие держав в организации государственного устройства “двух Болгарий”; продолжительность пребывания русских войск на Балканах, навигация по Дунаю; Проливы»[1395].

Что же касалось третьего протокола, то он содержал обязательство царского правительства не осуществлять дальнейшее расширение российских границ в Азиатской Турции.

Стороны условились держать протоколы в секрете, однако осуществить это не удалось. 17 (29) мая личный секретарь Солсбери Филипп Карри принес в Департамент договоров Форин офиса два документа. С них нужно было снять копии, затем отправить госсекретарю и в российское посольство. Этими документами были первые два англо-русских протокола. Но копий было изготовлено больше необходимого, и отправились они не только по указанным адресам. Дополнительные копии сделал Чарльз Марвин, служивший в департаменте переписчиком бумаг и одновременно подрабатывавший переводчиком сообщений из России и «добытчиком» новостей для газеты «Глоб». Уже вечером 18 (30) мая тексты двух протоколов лежали на рабочем столе редактора «Глоб». В вышедшем на следующий день номере газеты были помещены наиболее существенные выдержки из них — «вступительная часть и десять параграфов». А через некоторое время Марвин получил чек на 20 фунтов[1396].

Любопытно, что в тот же день, 19 (31) мая, в «Таймс» поступили два сообщения, казалось бы, противоположной направленности. Из телеграммы петербургского корреспондента можно было сделать вывод, что соглашение между Англией и Россией уже состоялось, а в Петербурге «полуофициально» было заявлено, что «не стоит доверять различным сообщениям, раскрывающим подробности соглашения между российским и английским правительствами». Корреспонденция же из Берлина, напротив, не внушала оптимизма по этому поводу:

Оба сообщения увидели свет на страницах субботней «Таймс» 20 мая (1 июня), а спустя два дня, 22 мая (3 июня), в палате лордов произошел диалог, имевший немалые последствия:

Но одновременно даже в осторожной «Таймс» одно за другим стали появляться сообщения из европейских столиц, комментирующие условия англо-русского соглашения как свершившегося факта. В самой же «Глоб» на Солсбери, похоже, обиделись и спустя две недели, 2 (14) июня, полностью напечатали тексты двух первых протоколов, а на следующий день их перепечатала «Таймс»[1399].

По итогам произведенного в Лондоне расследования создавалась картина банальной журналистской охоты за сенсацией и деньгами. В Петербурге же к этой истории отнеслись иначе — в ней разглядели опасный умысел. И надо признать, не без оснований. Ведь в печать почему-то не просочился третий протокол, касавшийся обязательств России. В результате такой ограниченной утечки создавался информационный повод для атаки на достигнутые соглашения: мол, правительство оказалось слишком уступчивым в отношении требований Петербурга. Самому же правительству, прежде всего Биконсфилду и Солсбери, такая ситуация предоставляла новые возможности поторговаться с русскими за дополнительные уступки. Так что вполне возможно, копирование двух англо-русских протоколов в Департаменте договоров Форин офиса было сознательно спланированным актом их разглашения.

История с рассекреченными протоколами была не менее выгодна Биконсфилду и для другого — нажима на Андраши с целью сделать его более сговорчивым в совместном антироссийском альянсе.

Лондон не замедлил просочиться в брешь недоговоренностей Петербурга с Веной. Это был настоящий подарок, который царское правительство, увязшее в балканском землеустроительстве, преподнесло английскому премьеру.

В течение апреля — мая англо-австрийские переговоры в Вене активизировались. Но и Биконсфилд, и Солсбери понимали, что настроить антироссийский потенциал Андраши в английских интересах — задача весьма не простая. Старая венская аристократия этому противилась почти открыто, но и с политиками из Будапешта, этими, казалось бы, традиционными антирусскими бузотерами, тоже было все не просто. В венгерском парламенте либералы, консерваторы и клерикалы образовали коалицию в поддержку военному противостоянию России. Однако объединенная оппозиция была «не удовлетворена советами добиваться союза с Англией и желала подтолкнуть правительство к тому, чтобы оно купило поддержку Франции, предоставив маршалу Мак-Магону карт-бланш на Рейне»[1400]. В перспективе такой курс мог привести к укреплению русско-германского союза, что никак не улыбалось британскому правительству.

Хронология лондонских событий говорит сама за себя:

Но одновременно с достижением англо-русских соглашений принимается решение ускорить переговоры и с Австро-Венгрией. Благоприятная основа для этого была создана.

Публикации в «Глоб» заставили Андраши сильно поволноваться. Все говорило о том, что его обходили, переигрывали, и прежний страх «связать себя письменным документом был вытеснен еще большим опасением — как бы не остаться у разбитого корыта». Андраши быстро отбросил Будапештскую конвенцию, забыл настоятельный совет Бисмарка не «таскать каштаны из огня» для Англии и поспешил заверить британский кабинет, что он решительно готов договариваться и не связан никакими соглашениями с Россией. Посол в Лондоне граф Ф. Бейст был немедленно направлен с соответствующими заверениями к Солсбери, который принял его «как раскаявшегося блудного сына»[1401].