Впоследствии это войско Петра назвали «Крестьянским крестовым походом», как если бы в нем участвовали только земледельцы и домашние хозяйки. На самом деле среди них было достаточно мужчин, из которых можно было сделать солдат, если бы кто-то из знатных сеньоров взял их под свою команду; однако те предпочитали вести собственные дружины. Петр и его последователи пришли в Константинополь около 1 августа. Император и их встретил радушно, однако предложил им переправиться через Босфор и стать лагерем вблизи от византийской границы, где дождаться остальных крестоносцев. Алексей отнюдь не стремился прибавить тысячи вооруженных и неуправляемых людей к населению Константинополя.4

К двум армиям, расквартированным примерно в двадцати пяти милях от захваченного турками города Никея, вскоре присоединилось еще несколько разрозненных отрядов – или скорее банд, лишенных жесткого руководства. Заскучавшие крестоносцы, не встречая серьезного сопротивления, стали совершать набеги на турецкие деревни в окрестностях, и настроение в лагере становилось все более агрессивным. Вскоре большинство никем не предводимых «воинов Христовых» выдвинулось в сторону Никеи.

Султан Рума, Килич-Арслан, направил один из отрядов своей армии, чтобы прихлопнуть их как мух. «Из двадцати пяти тысяч пехотинцев и пятисот рыцарей, покинувших лагерь, – пишет Гильом Тирский, – едва ли хоть один избежал смерти или пленения». Вальтер Голяк погиб; Петр Пустынник спасся и, оказавшись на безопасной стороне пролива, принялся молить императора о помощи. Алексей прислал византийский отряд; когда солдаты переправились через пролив, турки, которые двигались к лагерю крестоносного воинства с целью уничтожить остатки толпы незадачливых крестоносцев, быстро передумали и вернулись домой.5

Этот разгром, вероятно, заставил Алексея задуматься о том, во что же он ввязался, – однако прибытие на протяжении зимы 1096–1097 годов Боэмунда, Раймонда и других сеньоров с дисциплинированными войсками придало ему уверенности. У императора к тому времени уже сложились определенные представления о своевольном характере крестоносцев, и он предпринял меры предосторожности; как только прибывал очередной «франк» или «кельт» (как византийцы именовали жителей западноевропейских стран), Алексей требовал поклясться: «какие бы города, области или крепости он в будущем ни подчинил, из тех, которые первоначально принадлежали Римской империи, он передаст их уполномоченному, которого назначит император». Крестовый поход, напоминал им Алексей, предпринимался на благо Византии, а не ради личной выгоды.6

Весной 1097 года объединившиеся силы крестоносцев переправились через пролив и заняли территорию Румийского султаната. В середине мая они осадили Никею и еще до конца июня принудили город к сдаче. После этого, при содействии византийских войск под командованием Татикия – полководца, которому Алексей мог доверять, – крестоносная армия направилась на юг, к Иерусалиму. Один за другим занятые турками города оказывались у них в руках: Смирна, Эфес, Филадельфия, Сарды…

Конец победам внезапно настал в городе Антиохия.

Под предводительством Готфрида, Боэмунда и Раймонда Тулузского крестоносцы осадили этот город 21 октября. Антиохия была наиболее укрепленной твердыней Сирии; ее древние стены доходили до берега реки Оронт, что обеспечивало защитникам постоянный запас воды и надежный путь для пополнения припасов и оружия. Крестоносцы же, хотя и одержали столько побед, были утомлены после нескольких месяцев сражений. Почти никто из них прежде не видел Антиохии, и мощь ее укреплений неприятно поразила их. «Мы обнаружили, что город Антиохия весьма обширен, – писал граф Стефан де Блуа своей жене, – укреплен с невероятной мощью и почти неприступен».

Осада затягивалась, ночи становились холоднее. К декабрю войска дочиста обобрали окрестности, провианта и топлива не осталось. Запасы истощились. Отряд, посланный в дальний поиск за провизией, столкнулся с турецким разъездом и вернулся с пустыми руками. Лошади, не выдерживая такого скудного рациона, погибали во множестве; к январю из семидесяти тысяч, вышедших из Никеи, оставалось едва две тысячи. «День за днем голод нарастал, – пишет Гильом Тирский. – Вдобавок шатры и палатки в лагере прогнили, и многие из тех, у кого еще была пища, погибали потому, что без крова не могли выдержать жестокий холод. Дождь лил потоками, от чего и пища, и одежда плесневели, и нигде не было сухого места, где бы пилигримы могли приклонить голову… Среди войска в лагере началось моровое поветрие, настолько губительное, что уже не хватало места хоронить мертвых».7

Петр Пустынник, все это время находившийся при войске, теперь дезертировал и попытался вернуться домой, однако один из военачальников, Танкред Тарентский, приволок его обратно и заставил поклясться, что тот больше не сбежит. В феврале византийский командующий Татикий поднял своих людей и увел обратно в Константинополь. Оставшихся тревожили слухи о приближении мусульманской армии.8

Вероятность, что Антиохия доведет крестовый поход до развала, становилась реальностью. В то же время положение в городе было намного лучше, чем в лагере. Современник событий, сирийский летописец Ибн-аль-Каланиси, сообщает, что в Антиохию по реке доставляли такое количество масла, соли и других необходимых припасов, что цены на основные продукты питания в осажденном городе были ниже, чем снаружи. Между тем те из крестоносцев, кто оставил идею совместных действий, преуспели гораздо больше. Балдуин, младший брат Готфрида, отделился от основного корпуса крестоносцев и отправился в независимое княжество Эдессу, правитель которого сперва взял его на службу как наемника, а затем принял как сына и наследника.[219] Стефан Блуаский объявил, что слабое здоровье вынуждает его уйти, и расположился со своей дружиной на более удобных квартирах на побережье Средиземного моря.9

В день 4 марта настроение крестоносцев слегка повысилось: примерно в десяти милях от их лагеря на берег высадились со своих кораблей англичане. Когда они останавливались в Константинополе для пополнения припасов, император Алексей приказал погрузить на корабли необходимые для осады инструменты, материалы и мастеров, чтобы доставить их в Антиохию. Флотом командовал лично Эдгар Ателинг – тот самый наследник трона Англии, который в возрасте четырнадцати лет сдался Вильгельму Завоевателю. Теперь Эдгару было под тридцать, и он успел поучаствовать по меньшей мере в двух неудачных кампаниях. Ему еще не исполнилось двадцати, когда он уехал в Шотландию, где ввязался в бесславно закончившееся восстание против Вильгельма Завоевателя, а десять лет спустя присоединился к быстро угасшему мятежу против сына и наследника Вильгельма.