План его заключался в следующем: лишь только наступит ночь, они должны выплыть на лагуну и, распустив парус, уйти в сторону, противоположную малокке. Если же не будет ветра, решено было при помощи весел плыть вдоль берега лагуны и, гребя изо всех сил, стараться как можно скорее уйти от этого места; в случае, если они не успеют уйти до восхода солнца, они снова спрячутся между верхушками береговых деревьев и просидят там до следующей ночи.

Однако им не суждено было осуществить своего намерения в эту ночь: луна плыла по небу и своим серебристым светом озаряла всю лагуну. Даже самый маленький предмет не мог оставаться незамеченным на зеркальной поверхности воды. Вот в малокке зажгли огни. Ночной хор голосов снова послышался в затопленном лесу. Крик ягуара покрывал собою все остальные голоса. Треваньов утверждал, что крик этого животного доказывает близость суши.

— Это не совсем так, господин мой, — заметил индеец. — Возможно, что наводнение застигло его в лесу и ему пришлось спасаться, как и нам, на верхушках деревьев; но он счастливее нас, так как отлично плавает и обладает инстинктом, который приводит его к суше. Впрочем, в гапо встречаются такие места, где земля поднимается над поверхностью воды; возвышенности представляют собою острова во время разлива. Ягуар чувствует себя очень хорошо на таком острове, так как его добыча находится как бы в плену у него. Нет, господин мой, присутствие ягуара еще не доказывает, что суша на близком расстоянии.

В то время как Мундруку говорил это, послышался снова крик ягуара, вслед за которым все стихло; казалось, все обитатели леса вдруг замолчали. Но вот со стороны малокки до путешественников донесся ужасный дикий крик. Мундруку, которому хорошо были знакомы нравы и обычаи враждебного племени, объяснил товарищам, что такими криками дикари выражают радость. Такое объяснение успокоило наших путешественников, подумавших было, что крик этот вызван исчезновением пойманного ими мураса.

Настала полночь, а луна все так же ярко светила на небе. Мундруку начал беспокоиться; не раз он пробовал плыть по направлению лагуны, но тотчас же возвращался с еще более озабоченным видом. Впрочем, на шестой раз он вернулся довольно веселым.

— Чему ты обрадовался, Мунди? — спросил его Треваньов.

— Я видел облако.

— Не понимаю, почему ты с таким восторгом говоришь об этом.

— Поймите же, что я видел облако! Правда, оно не особенно велико, но зато оно идет с востока, то есть от Гран-Пара. А это много значит!

— Неужели?

— Конечно. От Гран-Пара, значит, и от Великой Реки. Такое облако предвещает грозу, а ее-то нам и нужно. Теперь вам понятна моя радость? Надо еще раз поплыть к лагуне и хорошенько осмотреть небо. Терпение, хозяин, терпение! И молитесь, чтобы я принес добрые вести.

С этими словами индеец снова бросился в воду. Он не возвращался целых полчаса; но оставшиеся на бревне по верным признакам уже знали, что он сообщит им. Лучи месяца становились бледнее и бледнее, и вскоре тьма покрыла все гапо; когда индеец возвращался с разведки, его совсем не было видно, только плеск воды обнаруживал его приближение.

— Теперь можно будет выполнить мой план, — сказал Мундруку. — Я не ошибся, гроза действительно надвигается, через несколько минут будет так темно, что смело можно будет забраться в самую малокку.

— Как? В этом и заключается твой план?

— Да, господин мой.

— Ты один поплывешь туда?

— Нет, я думаю взять кого-нибудь с собою.

— Кого же?

— Того, кто плавает, как рыба.

— Значит, моего племянника Ричарда?

— Да, да! Больше мне никого не нужно.

— Но ведь плыть туда очень опасно.

— Совершенно верно, — отвечал индеец, — но не плыть еще опаснее. Если нам удастся сделать все, что я задумал, мы спасены; если же мы все будем сидеть здесь, нам остается только готовиться к смерти.

— Почему же ты не хочешь сделать так, как было решено раньше? Отчего нам не воспользоваться темнотою и не уплыть скорее на бревне отсюда?

— Да, теперь темно; но мы не проплывем и мили, как может наступить рассвет, и тогда…

— Дядюшка, — сказал молодой человек, — надо слушаться Мунди. Правда, я рискую жизнью, но ведь мы все делаем это ежедневно. Вы увидите, что мы вернемся здравы и невредимы. Отпустите меня!

Треваньову осталось только уступить такой убедительной просьбе племянника. Мундруку и Ричард, усевшись в лодку пленного мураса, тихонько поплыли по направлению лагуны. Они были очень взволнованы, но оставшиеся товарищи волновались не меньше их. Как только они уплыли, Треваньов стал сожалеть о том, что отпустил Ричарда. Брат доверил ему сына, и он будет отвечать перед ним, если юношу постигнет какое-нибудь несчастье.

Перед тем как отправиться в путь, Мундруку шепнул ему на ухо:

— Господин, если мы не вернемся до рассвета, вы останетесь здесь до завтрашнего вечера, а там, если будет темно, вы сделаете то, что было решено на эту ночь, то есть поплывете по лагуне. Пускайтесь смело в путь, ничего не бойтесь. Я говорю это на тот случай, если дело окончится нашей гибелью, но я почти уверен в успехе. Через час, может быть, мы вернемся, захватив с собою нечто весьма необходимое для того, чтобы выбраться из гапо и как можно скорее избавиться от наших врагов.

Оставшись на бревне, путешественники строили всевозможные предположения по поводу таинственного плана индейца. Они совсем забыли о том, что Мундруку просил их зорко следить за пленником. Они видели, что он был крепко связан, и не допускали мысли о том, что он может порвать свои путы. Они не знали, с кем имеют дело. Заметив, что за ним более не следят, мурас, как угорь, выполз из обвивавших его лиан; затем он осторожно сполз с бревна и тихонько поплыл к деревьям. Никто из путешественников не слышал, как он бежал; отсутствие его было замечено только полчаса спустя. Можно себе представить, как все удивились, когда пленника не оказалось на бревне; бросились было к лагуне, думая там увидеть беглеца, но впотьмах можно