Jr(a), присутствующего в группах крови большинства людей и отсутствующего у некоторых японо-гавайцев и самоанцев. Девочку звали Шерри Туалаулелеи. Следователи из убойного отдела узнали, что, когда «мерседес» сбил детей, кондитер, его жена и трое их детей уехали на каникулы в Нью-Йорк на четыре дня. А когда следователи нашли корешки билетов в седьмой ряд в центре зала театра Мартина Бека, где семья смотрела реконструкцию спектакля «Парни и куколки», они призвали на помощь отдел по борьбе с организованной преступностью, и область расследования расширилась. Благодаря Шерри Туалаулелеи босс этого пекаря, Синио Конфорте по прозвищу «Салли Комфорт», который взял эту машину на время, чтобы тайком смотаться к любовнице, был осужден на тридцать три года.

ЛЕВЕНДИС: В среду 9 октября он послал корзину фруктов Патрисии и Фаустино Евангелиста, пожилой паре из Норуолка, штат Коннектикут, подарившей оставшемуся в живых сыну пистолет, из которого застрелился его любимый старший брат. К корзине была приложена записка:

«Так держать, мамочка и папочка!»

ЛЕВЕНДИС: В четверг 10 октября он создал средство от рака костного мозга. Приготовить его мог каждый: свежевыжатый лимонный сок, паутина, морковные очистки, непрозрачная беловатая часть ногтя ноги, называемая лунулой, и газировка. Фармацевтический картель быстро обратился в престижное агентство по связям с общественностью из Филадельфии, чтобы поставить под сомнение эффективность открытия, но АМА[138] и ФДА[139] провели срочные исследования, подтвердили, что средство мощное и без разрушительных побочных эффектов, и рекомендовали его к немедленному применению. Но на СПИД оно не действовало. И на обычную простуду тоже. Что характерно, врачи были благодарны за то, что их разгрузили на работе.

ЛЕВЕНДИС: В пятницу 11 октября он лежал в грязи на тротуаре возле британского посольства в Рангуне. Лежал чуть слева от ворот, наполовину скрытый углом высокой стены от охранников на входе. Из маршрутки вышла женщина за пятьдесят, заплатила ровно столько рупий, сколько было необходимо, чтобы избежать потока проклятий водителя, оправила на бедрах свободные полы жакета и величественно двинулась к воротам посольства. Когда она проходила мимо, он крикнул, обращаясь к ее щиколоткам:

– Эй, леди! Я вот стишата пишу и продаю на улицах за бакс, и это отпугивает малолетних правонарушителей, чтобы они на вас не плевали! И как, купите одно?

Матрона не замедлила шаг, но отрезала:

– Ты бизнесмен. Нечего об искусстве говорить.

Этот рассказ озаглавлен

Путь Одиссея

«Места странствий Одиссея ты найдешь, когда найдешь кожевника, что сшил мешок для ветров»

Эратосфен, конец III в. до н. э.

ЛЕВЕНДИС: В субботу 12 октября, отклонившись от пути, он оказался в одном местечке возле Веймара в юго-западной Германии. Фотографа, щелкающего камерой, он не видел. Он стоял среди штабелей тел. Было не по-весеннему холодно, и он, хотя был тепло одет, поеживался. Он шел между рядами костлявых трупов, глядя в черные дыры, когда-то бывшие орбитами глаз, глядя на нескончаемый пир победителей, на обглоданные начисто кости, валяющиеся кучами, как бирюльки. Туго обтянутый кожей пах и у мужчин, и у женщин, брезент из плоти там, где когда-то страсть сгладила переход от сна к бодрствованию. Так небрежно перепутанные, что вот женщина с тремя руками, а здесь младенец с ногами спринтера, который был втрое старше. Женщина, глядящая на него копченым лицом, – лепные скулы, широкие и красивые – может быть, это была актриса. Ксилофоны грудей и туловищ, изогнутые грифы скрипок, некогда машущие на прощание, или обнимающие внуков, или поднимающиеся в традиционных тостах, свистки между глазами и ртом. Он стоял среди этих штабелей тел и не мог сам остаться просто инструментом. Он опустился на корточки, скорчился и зарыдал, спрятав лицо в ладонях, а фотограф щелкал кадр за кадром – такая возможность, как подарок от редактора. Он попытался перестать плакать, встал, и холод пробрал его, и он снял тяжелое пальто и бережно накрыл тела двух женщин и мужчины, переплетенных и лежащих так близко, что пальто послужило им троим одеялом. Он стоял среди сваленных тел 24 апреля 1945 года в Бухенвальде, и фотограф еще появится в книге, выпущенной через сорок шесть лет, в субботу 12 октября. У фотографа кончилась пленка как раз в ту секунду, когда худощавый молодой человек без пальто сделал шаг в сторону. И он не слышал, как этот человек произнес со слезами на глазах: «Sertse». По-русски «sertse» означает «душа».

ЛЕВЕНДИС: В воскресенье 13 октября он не делал ничего. Он отдыхал. И когда об этом подумал, ему стало досадно. «Время не становится священным, пока мы не проживем его», – сказал он. Но про себя подумал: «А ну его к черту, даже Бог день просачковал».

ЛЕВЕНДИС: В понедельник 14 октября он поднимался по вонючей черной лестнице доходного дома в Балтиморе, зажимая в руках блокнот и дыша ртом, чтобы не чувствовать запаха плесени, мусора и мочи, сосредоточившись на номере квартиры, которую он искал, напряженно вглядываясь в вечернюю тьму в тусклом свете голой лампочки в потолке, едва освещающей этот вертикальный туннель, и шел вверх и вверх, прищуриваясь на номера на дверях, вверх, понимая, что жильцы поснимали номера с дверей, чтобы сбить с толку его и других таких же сотрудников службы социального обеспечения, оступаясь на чем-то маслянистом и хнычущем, налетев на посетителя на последней ступеньке, выпустив из рук гниющие перила и успев ухватиться за них вновь в последний момент, на миг пойманный в безнадежном луче вылинявшего света, падающего сверху, споткнувшись и снова успев нащупать перила, надеясь, что получателя социального обеспечения, которого он инспектирует, не будет дома, и что можно будет просачковать остаток дня, поспешить обратно в центр и на другой конец города и принять душ; поднимался все выше и выше, до самой верхней площадки, и нашел номер квартиры, выцарапанный на косяке двери, и стал стучать, не получая ответа, и снова стучать, и услышал сперва вопль, потом удары по стене и по полу тяжелой палкой, и потом опять крик, и еще крик, следующий так быстро за первым, что это мог быть один крик, и бросился на дверь, которая была старой, а слабой была всегда, и она слетела с петель, треснув от одного удара, и он оказался внутри, и там черная женщина такой красоты, какой он никогда в жизни не видел, отбивала своего младенца от крыс. Он оставил чек на кухонном столе, ничего у него с ней не было, и он не видел, как она выпала из окна квартиры на шестом этаже во двор,