из вас обнаружили несколько неожиданных сюрпризов там, куда это нас привело, – некоторые идеи, образы, точки зрения были зачастую далеки от ожидаемых – а может быть, даже от желаемых.

Нам еще осталось сколько-то прошагать, но мужайтесь. Если вы дочитали до этого места – каковы бы ни были сила и форма ваших реакций, – вы прошли тест на любопытство и уже знаете, какова ваша награда. Если вы читали честно, отмечая увлеченность Харлана как рассказчика, эссеиста, критика, редактора, голоса общественности – этот богатый поток идей, и образов, и убеждений, сопряженных с жизненно важными задачами, то вы понимаете и дилемму, с которой такой писатель сталкивается.

Из Берлинского Папируса № 3024 в переводе Рида мы знаем, как приходит час духовного преображения личности, в которой проявился Бунтарь. Это самое сердце проблемы, потому что художник должен выйти за пределы преображения, за пределы своего видения и той тяги, которую переживает, и донести свою идею до других. Он должен показать, продемонстрировать, инсценировать то, что им постигнуто, отразить, упаковав так, чтобы это стало доступно.

Здесь и начинается по-настоящему битва Йаи, потому что здесь, в публичном выражении мнений, заключена причина, по которой была убита Гипатия, которая привела на костер Джордано Бруно, и по которой существуют цензура, угроза и гнет.

И еще есть сам по себе мир, как всегда, в каждый момент текучий, охватывающий направляющее нас прошлое и не слишком ясное будущее. То, о чем должны судить мы и годы, – это эффективность любого голоса, подобного голосу Харлана. Одно дело – говорить об освобождении от темноты прошлого и темноты будущего, и совсем иное – в этом преуспеть. Столько было Бунтарей, столько честных, преданных, иногда невероятно одаренных людей, которые так и не смогли достучаться до людей, так и не были оценены своим временем, сломались или рухнули, были подавлены или даже погибли.

Чем больше мы смотрим на положение Харлана, тем более поражаемся, как широко был услышан его голос.

Здесь кроется причина для настоящего оптимизма.

Шесть представленных здесь произведений позволяют нам услышать по очереди голоса сострадания, самоанализа, отвращения, резкости и, наконец, освобождения. И все эти голоса на самом деле – один голос, голос Харлана, и он доказывает нам, как необходимо иметь собственную точку зрения, позицию, быть самим собой.

«Густо-красный момент» (1982) родился из отвращения Харлана к избыточному и бессмысленному насилию на экране и к согласию на это насилие современной ему публики. Его анализ фильмов, снятых в жанре «кровь и кишки», и причин их популярности становится в конечном счете приговором трусости: эмоциональной, нравственной и интеллектуальной.

Рассказ «Жертва мести» (1978) возник из отвращения Харлана к собственной вовлеченности в спор с жуликом – строительным подрядчиком. Но даже мощное фэнтези о мести (как ни странно, это фэнтези появилось в «Аналоге» – одном из самых известных журналов, посвященных «твердой» НФ) признает, что никто не живет в вакууме, что рябь каждого отдельного события никогда не исчезает окончательно и что нужно быть осторожным с собственными желаниями.

«Эссе о гневе и мести, написанное мастером жанра» (1983) – инструкция Харлана по борьбе с несправедливостью. Стань сам себе Зорро, потому что вряд ли кто-либо другой сделает это для тебя. Как почти все серьезные работы Харлана, эта вещь пронизана юмором и едким сарказмом, который звучит в каждом слове.

«Горечь в моем голосе» (выпуск 55, 1982), как и следовало бы ожидать, у Харлана любимая из всех его колонок в этой серии. В ней автор не только делает все, чтобы предотвратить превращение соотечественника-американца в очередной объект статистического наблюдения, очередного психа, очередную интересную заметку в вечернем выпуске новостей, но еще и показывает Нормана Майера человеком, который верил, что ему есть что сказать и сделал это единственным способом, который, как он полагал, позволит ему быть услышанным. Как говорит Харлан в рассказе «С Верджилом Оддумом на Восточный полюс»: «Имена надо знать».

«Улицы», (выпуск 1, 1990) – первая из колонок Харлана для журнала «Базз» – появилась в его пилотном номере. Едкая диатриба, рассуждение о том, что не так с Америкой (а поводом было открытие президентской библиотеки Ричарда М. Никсона и музея в месте его рождения – городке Йорба-Линда в Большом Лос-Анджелесе), вызвали бурную реакцию, когда статья была впервые опубликована.

«Ксеногенез» (1990) был впервые представлен в качестве речи почетного гостя на «Вестерконе-37»[147] в Портленде, штат Орегон, в 1984 году, потом дважды с небольшим интервалом напечатан в 1990-м в том виде, в котором здесь представлен. Из-за неоднозначности этого эссе Харлан попросил редакторов Джессику Хорстинг и Гарднера Дозуа подтвердить оригинальность цитируемых документов.

В этих произведениях – на самом деле во всей книге – Харлан использует тьму и свет. Он работает с контрастом и светотенью, со всем тем, что нужно, чтобы придать предметам рельефность. Фантазия и действительность переплетаются.

Как он ранее нас предостерегал: если в нашем мире не станет художников, которые искренне пекутся о своем ремесле и о целях, для которых оно существует, – куда нам деться, чтобы сохранить мысли свободными, где найти новые понятия, которые позволят видеть не только тьму?

Такие художники зачастую бывают нашими лучшими Бунтарями, нашими лучшими хранилищами Йаи, не только как жизненно важный частный голос, но и как храбро говорящий публичный. И первым будет Харлан, напоминающий нам, что художник – не единственный источник этого голоса. Чистота вдохновения и воображения всегда осеняет такую фигуру, но злоупотребления, соблазны и компромиссы так же реальны, как это благословение.

Итак, мы должны быть внимательны к нашим Бунтарям, художники они, или ученые, или социальные работники, журналисты, или государственные деятели, или лавочники, с какой бы стороны ни приходили они к нам. Мы должны искать и узнавать тех, кто делает, кто видит, кому не все равно, тех, кто «оригинален и по содержанию, и по форме», тех, кто работает над преподнесением старой истины новым интересным способом. Если такой человек кажется достойным доверия, мы должны его выслушать, потому что у него есть смелость выйти вперед.

Любить его не обязательно, но терять его мы не имеем права.

* * *

«Одинокий творец, мечтающий свою мечту без чужой помощи, кажется мне единственным художником, которому мы можем верить».

Введение к «К городу на границе “навсегда”», ШЕСТЬ НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИХ ПЬЕС, отредактированных Роджером Элвудом, «Вашингтон-сквер пресс», 1976

Густо-красный момент

Когда-то, но не давным-давно, я был женат на молодой женщине, у которой каждый момент бодрствования был занят танатопсисом[148].

Может быть, это был просто вельтшмерц, но я иногда вспоминаю эту женщину и все больше и больше склоняюсь к