кто мог бы его поддержать. Когда ректор Токийского университета подверг критике некоторые аспекты предложенного мирного договора, Ёсида обозвал его «проституткой от науки» и затем проигнорировал совет урегулировать ситуацию, отказавшись извиниться или даже просто истолковать свою выходку как «непреднамеренное замечание»{347}.

Во время парламентских дебатов, проходивших в феврале 1953 г., Ёсида внезапно набросился с бранью на своего собеседника-социалиста, назвав его тупым идиотом (бака яре). Это выражение, относительно мягкое в переводе, но крайне унизительное в реальном звучании, вызвало немедленное падение популярности премьера. Ёсида удалось победить на следующих выборах, но затем он нанес еще один удар по своей репутации, вмешавшись в скандал с обвинением во взяточничестве, связанным с продажей политической поддержки во время предвыборной кампании. Он хотел предотвратить арест своего протеже, будущего премьер-министра Сато Эисаку. В конце 1954 г., все еще не будучи до конца уверенным в масштабах экономического возрождения Японии, Ёсида отправился в Соединенные Штаты, чтобы лично попросить осуществления плана Маршалла для Азии. Вашингтон остался абсолютно безучастным к этой просьбе. После этого от Ёсида отвернулись даже японские консерваторы. 10 декабря 1954 г. пожилой Ёсида Сигэру ушел в отставку с поста премьер-министра Японии и занял место в истории ее оккупации рядом со своим старым противником, отставным генералом Дугласом МакАртуром.

В 1945 г. эти две выдающиеся личности стояли на одних позициях. Они оба стремились обеспечить независимое, некоммунистическое, стабильное будущее Японии. Однако, оглядываясь назад, Ёсида и МакАртур видели свои собственные варианты японской истории, которые кардинальным образом противоречили друг другу. В свою очередь, эти противоположные мнения относительно значения прошлого Японии, переросли в различные мнения относительно осуществления послевоенных перемен. Для Ёсида блестящие достижения эпох Мэйдзи и Тайсо — конституционализм, индустриализация, повышение статуса на международной арене — составляли славное прошлое, которым можно гордиться. Япония, с его точки зрения, должна была выйти из «исторической запинки», заблуждения 30-х гг., и вернуться на путь прогресса. Его планы были простыми: сохранить конституционные институты под императорским зонтиком, гарантировать бюрократии и консервативным политикам неизменную лидирующую роль в политическом процессе, восстановить капиталистическую экономику, развитию которой будут способствовать могущественные конгломераты, отказаться от радикализма и вновь сделать Японию партнером западных держав.

МакАртур имел менее восторженное представление о наследии эры Мэйдзи. Для него та эпоха была колыбелью будущей японской агрессии, периодом, когда на культурном и психологическом состоянии нации появились гнойные нарывы, прорвавшиеся в 30-х гг. XX столетия тоталитаризмом и милитаризмом. По мнению МакАртура, Япония не просто сбилась с пути истинного. Ее проблемы были болезнью, вызванной ее феодальным прошлым, и чтобы излечить эту болезнь, SCAP ледовая о начать глубокие структурные реформы. Вместо того чтобы восстанавливать прошлое, Япония должна двигаться вперед, в демилитаризованное, демократическое будущее, важное место в котором будет отведено новым социальным силам.

Макартуровское видение реформ доминировало с 1945 по 1947 г., когда SCAP занимался демобилизацией японской армии, демифологизацией императора, переписыванием конституции, разрушением крупнейших деловых конгломератов, развитием профсоюзов, конфискацией и перераспределением земель, реформированием образовательной системы и пересмотром гражданского кодекса. Чтобы достичь всего этого, генерал должен был обладать большим запасом доверия. Кроме того, как позднее писал он сам, «я должен был быть экономистом, политологом, инженером, предпринимателем, учителем и даже теологом»{348}. Но ни одна из реформ, предпринятых SCAP, не могла осуществиться без участия других людей, оказывавших помощь МакАртуру. Эксперты по планированию в Вашингтоне военного времени, сотрудники оккупационной администрации, такие как генерал Кортни Уитни и лейтенант Этель Уид, японские бюрократы, которые стремились выправить перекосы в отношениях между трудом и капиталом и разрешить старые проблемы, такие как бедность деревни, а также новые избиратели, выигравшие от проведения реформ — все они вносили свой вклад, без которого МакАртур никогда бы не добился успеха.

Однако к зиме 1947/48 г. обрело форму новое сочетание сил. В его центре находился Ёсида Сигэру. Во время своего первого срока на посту премьер-министра, Ёсида принимал многие проводимые реформы, хотя делал он это с неохотой. Его недовольство не имело смысла до тех пор, пока к нему не присоединились старые бюрократы и традиционные партийные консерваторы, которые боялись, что SCAP зашел слишком далеко. К своему удивлению, они нашли новых союзников в самых неожиданных местах: в лице японского лобби и даже в Белом доме и в залах американского Конгресса. Действуя вместе, эти весьма непохожие друг на друга группы начали проталкивать оккупационную политику в новом направлении, перенеся основной акцент на восстановление и реконструкцию. Ёсида любил это называть «исправлением перегибов». Важным было также изменение отношений между самими японцами. Опустошенные страданиями военных лет, они с удивительной легкостью принимали реформы 1946 и 1947 гг. Ранние меры, предложенные МакАртуром, подыгрывали этим чувствам, и именно этим обстоятельствам, в значительной степени, они были обязаны своим успехом. К концу десятилетия, однако, усталость от войны сменилась усталостью от оккупации, и японский электорат, голосование за голосованием, начал возвращать в парламент тех, кто поддерживал новые направления.

Первое послевоенное десятилетие было наполнено ощущением великого исторического момента: могучие соперники, меняющиеся союзы, рывки и повороты политики, несовместимость личностей. Оккупационная политика развивалась по путям, которые зачастую были мучительными и тяжелыми даже для тех, кто прошел через них, однако семь лет, с 1945 по 1952 г., навсегда изменили ход японской истории. Точнее говоря, многие реформы, как в своем первоначальном, так и в «исправленном» вариантах, ускорили развитие тех процессов, которые зародились еще в довоенную эпоху. Положения о партийном правительстве и ответственном кабинете, союз Японии с индустриальным Западом, расширение избирательных прав женщин — все эти идеи и раньше ставились на повестку дня. Урок был очевиден: те реформы, которые имели сторонников в довоенное время или которые нашли новых приверженцев, были осуществлены очень быстро и имели шанс на продолжительное существование в послевоенные десятилетия.

Трудно себе вообразить, что нечто менее значительное, чем травма, нанесенная поражением в войне, и дисциплинирующее влияние иностранной оккупации, могло породить конституцию, которая передавала суверенитет от императора к народу и гарантировала народу права, программу земельной реформы, которая затрагивала практически каждую семью, проживавшую в сельских районах страны, ограничение военной силы потребностями самообороны и рабочее движение, которое набрало невиданные ранее размах и энергию. В контексте всей истории Японии годы оккупации стоят рядом с периодом национального объединения в XVII столетии и реставрацией Мэйдзи XIX столетия. Это был один из величайших поворотных пунктов в истории страны. За этот короткий промежуток времени японский народ пережил изменения, такие же глубокие и быстрые, какие можно найти в любую революционную эпоху новой истории.

ГЛАВА 16