Серхио. Забился бы в угол, прикрываясь матрасом, как ребенок? Дрожал бы? Просил бы о помощи, плакал, покончил с собой? Меня хотят утопить, сказал Хаас. Откладывают суд. Меня боятся. И хотят покончить со мной. Снова раздался шум пустыни и что-то еще — похожее на шаги животного. Все мы постепенно сходим с ума, подумал он. Хаас? Вы тут? Никто ему не ответил.

После того как в январе арестовали «бизонов», город наконец-то вздохнул спокойно. Лучший подарок на Святки — так озаглавила «Голос Соноры» новость о поимке пяти салаг. Естественно, убийства случались. Зарезали обычного разбойника, который промышлял в центре города, умерли двое чуваков, связанных с наркоторговлей, умер заводчик собак, но никто не нашел ни одной изнасилованной и убитой женщины. Таков был январь. В феврале повторилось то же самое. Обычные, да, привычные смерти, люди, которые начинали праздновать, а потом гибли, смерти не кинематографичные, смерти из области фольклора, а не современности — смерти, которые никого не пугали. Согласно официальной версии серийный убийца сидел за решеткой. Его имитаторы, или последователи, или фактотумы, — тоже. Город мог вздохнуть спокойно.

В январе корреспондент газеты из Буэнос-Айреса, будучи в Санта-Тереса по пути в Лос-Анджелес, остановился на три дня и написал материал о городе и убийствах женщин. Он попытался увидеть Хааса в тюрьме, но ему отказали. Еще он сходил на корриду. Побывал в борделе «Внутренние дела» и переспал со шлюхой по имени Росана. Сходил на дискотеку «Домино» и в бар «Серафинос». Познакомился с коллегой из «Вестника Севера» и просмотрел, в той же газете, подборку материалов по пропавшим, похищенным и убитым женщинам. Журналист из «Вестника» представил его другу, который представил следующему другу, а тот заявил, что видел этот снафф-фильм. Аргентинец сказал, что хотел бы его посмотреть. Друг дру`га журналиста спросил, сколько он готов заплатить за это в долларах. Аргентинец ответил, что ему даром не нужна скотская поделка такого рода, он хочет ее посмотреть исключительно из профессиональных соображений и, надо честно сказать, из любопытства. Мексиканец назначил ему встречу в одном из домов в северной стороне города. У аргентинца были зеленые глаза, и ростом он был где-то метр девяноста и весил почти центнер. Он пришел в тот дом и посмотрел фильм. Мексиканец был низенький и толстенький, и во время просмотра сидел очень тихо на диване рядом с аргентинцем — прямо как сеньорита. Они смотрели фильм, а аргентинец все ждал, когда мексиканец возьмется за член. Но тот ничего подобного не сделал, разве что шумно дышал, словно бы не хотел потерять ни одного кубического сантиметра кислорода, который перед этим вдохнул аргентинец. Когда фильм закончился, аргентинец очень вежливо попросил сделать копию, но мексиканец и слышать об этом не хотел. Тем вечером они пошли выпить пива в место под названием «Король Тако». Пока пили, аргентинцу на мгновение привиделось, что все официанты — зомби. Это показалось ему нормальным. Заведение было огромное, все сплошь расписанное всякими картинами из детства Короля Тако, а над столами плавал густой, как застывший кошмар, воздух. В какой-то момент аргентинец решил, что ему подсыпали наркотики в пиво. Он быстро распрощался и вернулся в гостиницу на такси. На следующий день сел на автобус до Финикса, а оттуда улетел в Лос-Анджелес, где в течение дня брал у актеров интервью — у тех актеров, в смысле, которые на это соглашались, а соглашались немногие, — а по вечерам писал длинную статью об убийствах женщин в Санта-Тереса. В статье в основном шла речь о порнофильмах и подпольном производстве снаффов. Термин «снафф», писал аргентинец, изобрели в Аргентине, правда, не местные, а американская пара, которая приехала туда снять фильм. Их звали Майк и Кларисса Эпштейн, они наняли актеров-портеньо, в смысле, местных актеров, довольно известных, снимающихся, правда, не в прайм-тайм, и нескольких молодых людей, некоторые из последних потом прославились. Техническая команда тоже была сплошь из аргентинцев, кроме оператора — то был дружбан Эпштейна по имени Дж. Т. Харди, он приехал в Буэнос-Айрес за день до начала съемок. Все это происходило в 1972 году, когда в Аргентине все говорили о революции: о революции Перона, о социалистической и даже мистической революции. По улицам бродили психоаналитики и поэты, а из окон на них смотрели колдуны и темные людишки. Харди в аэропорту Буэнос-Айрес встречали Майк и Кларисса Эпштейн, которым с каждым днем все больше нравилась эта страна. Пока они ехали на такси до дома, который арендовали в пригороде, Майк признался, что все это — и чтобы его лучше поняли, вытянул руки, словно заключая в объятия целый мир, — все это — оно как американский Запад, но лучше, чем американский Запад, потому что там, на Западе, если приглядеться, ковбои нужны, только чтобы скот пасти, а тут, в пампе, которая с каждым разом все четче проступает, ковбои — они охотники на зомби. Фильм о зомби? — поинтересовался Харди. Есть немного, сказала Кларисса. Тем вечером в честь оператора в саду у Эпштейнов, рядом с бассейном, сделали типичное аргентинское жареное мясо; на вечеринку также пригласили актеров и техников. Два дня спустя они отправились в Тигре. После недели съемок все вернулись в Буэнос-Айрес. Пару дней отдохнули, актеры, по большей части молодые люди, отправились навестить своих родителей и друзей, а Харди, полеживая у бассейна четы Эпштейн, прочитал сценарий. Он особо ничего не понял, а самое худшее, не узнал в сценарии ни одной сцены, которые снял в Тигре. Некоторое время спустя караван из двух грузовиков и фургона отправился в пампу. Ехали невероятно долго. В первую ночь они ночевали в чем-то вроде мотеля для дальнобойщиков, а Майк и Кларисса впервые сильно поссорились. Аргентинская актриса восемнадцати лет от роду разрыдалась и сказала, что хочет домой, к маме и братикам. Один из аргентинских актеров с внешностью героя-любовника набрался и уснул в туалете, и остальным актерам пришлось волочь его до комнаты. На следующий день Майк всех разбудил рано утром, и они, понурые, снова расселись по машинам. Из соображений экономии обедали на берегах рек, словно это был выезд на пикник. Девушки готовили хорошо, и даже молодые люди прекрасно справлялись с запеканием мяса. Собственно, этим они и питались — вином и мясом. Практически все взяли с собой фотоаппараты и во время остановок на обед постоянно друг друга фотографировали. Некоторые говорили по-английски с Клариссой и Харди — чтобы попрактиковаться, объясняли они. А Майк, наоборот, разговаривал со всеми на испанском, причем на испанском, то и дело срывающемся в лунфардо, что вызывало улыбки местных. На четвертый день поездки, когда Харди уже думал, что попал в