Картезианские разногласия в Соединённых Провинциях начались раньше, чем где бы то ни было, и достигли небывалой интенсивности. В Испанских Нидерландах поток благожелательного интереса к картезианской науке и философии был очевиден, особенно в Лёвене к 1650 году, равно как и преобладающая негативная реакция, результатом которой стало общее неодобрение со стороны университета в 1652 году. В южных университетах картезианство не искоренялось. В южной культуре оно даже не стало центральным вопросом. Лишь в 1662 году представитель папы в Брюсселе побудил теологический факультет Лёвена отказаться от картезианских тезисов, и лишь через год работы Декарта были помещены в каталог. Но это не повлекло за собой ни отмену преподавания картезианства на факультете искусств в Лёвене, ни значительную интеллектуальную сенсацию. Реакция юга оставалась слабой.

На севере картезианское противостояние не только пронизывало академическую жизнь, но и стало главным явлением в высокой культуре и политике. Картезианский вопрос никоим образом не уводил теологию с центральной позиции в идеологической войне между враждующими фракциями. Но вражда между Декартом и Воцием действительно сделала философию и науку ключевыми аспектами враждующих взглядов на мир, основанных на соревнующихся теологических системах, которые вдохновляли и помогли сформировать фракции. В голландском окружении контрастные мнения о «новой философии» и Декарте стали частью идеологического опыта в политике к началу 1640-х годов и оставались ею вплоть до начала восемнадцатого века.

К середине 1640-х годов Декарт чувствовал себя незащищенным. Осведомленный о судьбе Галилея и озабоченности доктриной Коперника, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца, которая росла в Голландии с 1630-х годов, Декарт избегал открытого одобрения ее в своей Principia (1644 г.). После смерти Фредерика-Генриха в 1647 году волнение великого философа выросло. Новый штатгальтер мыслил иначе, нежели его отец, и был союзником ортодоксальных кальвинистов. В письме, написанном вскоре после смерти Фредерика-Генриха, Декарт отмечал, что Соединённые Провинции больше не предоставляли спокойствия, необходимого для «свободного» философствования, ради которого он туда приехал. Вместо того, чтобы наслаждаться покоем, он оказался связанным с «группой теологов», полных решимости очернить его в глазах публики. К концу 1647 года шла полноценная борьба с его идеями и в Утрехте, и в Лейдене. Он мрачно предсказывал, что сторонники Воция сначала обеспечат запрет его системы университетскими сенатами, затем, при академической поддержке, — в консисториях, и, наконец, с поддержкой консисторий, обяжут регентов заставить его замолчать и запретить его книги. В сентябре 1649 года, с восхождением на трон Вильгельма II, разочарованный Декарт ступил на борт корабля, направляющегося в Швецию.

Одним из ответов на скептический кризис стала «новая философия» и механистическая картина мира, другим — ответ Воция, антикартезианство, основанное на религиозной ортодоксальности и власти общепринятых церквей в союзе с традиционной аристотелевской наукой. Но был еще и третий ответ, который получил очень подходящее название — «Третья Сила».

Эта реакция также появилась во второй четверти семнадцатого века в Англии. Основанная на радикальных спиритуалистических интерпретациях Священного Писания и мистических методологиях, Третья Сила, не в меньше степени в нидерландском окружении, отвергала весь существующий порядок власти и обучения, достигнув устойчивости при помощи объединения открытой правды, божественного вдохновения и научного знания способами, зачастую диковинными для современного ума. Центральной фигурой Соединённых Провинций был Адам Борел (1603–65 гг.), потомок мидделбургской семьи регентов, подвергшийся значительному влиянию событий в Англии 1630-х годов. Борел и «борелисты» — термин стал широко использоваться в Голландии, начиная с конца 1640-х годов — считали, что ни одна из существующих церквей не является истинной церковью Христа, но в то же время полагали, что все существующие церкви, включая иудейскую, содержали частицы правды. Истинной церковью Христа были маленькие неформальные группы, избавившиеся от власти духовенства и учрежденной церкви, связанные вместе погоней за чистым апостольским христианством, прогнившими и коррумпированными остатками которого были публичные проповедники и церкви. В истинной христовой церкви Борела была свобода обсуждений и размышлений, и все ее члены были равны. Борел выразил свои идеи в книге Ad Legemet Testimonium, опубликованной в Амстердаме в 1645 году незадолго до того, как он переехал в этот город на постоянное проживание. Книга послужила причиной глубокой враждебности к нему со стороны реформатской церкви.

Борел, обучавшийся в Лейдене, считал близкими многие из коллегиантских идей. Ппоэтому, собирая свою «коллегию» в Амстердаме в конце 1640-х годов вместе с группой либеральных меннонитов, он привлекал новичков из тех же либерально-меннонитских и ремострантских кругов, что и рейнсбургеры. Но он также постоянно пытался создать связи с лютеранами, иудеями, квакерами и, конечно, католиками. Пытаясь проникнуть в абсолютные, но неглубоко скрытые знания из Откровения Иоанна Богослова и подготовить иудеев к обращению в его истинную веру, Борел придавал особое значение изучению иврита и послебиблейской иудейской литературы. Среди его близких друзей в Мидделбурге был сефардийский раввин Джуда Леон Уотен, а в Амстердаме — Менассех Бен Израэль. В течение многих лет Борел работал над серией еврейских, латинских и испанских версий, а также комментариев, Мишны. Однако только версия на иврите была опубликована, пусть и без его имени на главной странице, чтобы не насторожить ортодоксальных иудеев.

Главным союзником-спиритуалистом Борела в Амстердаме был мистический хилиаст Петрус Серрариус (1600–69 гг.), бывший проповедник нидерландской Валлонской церкви, которого исключили в 1628 году после его присоединения к швенкфельдианскому спиритуализму, с которым он познакомился, видимо, во время пребывания в Кёльне (1626–28 гг.). После переезда в Амстердам в 1630 году Серрариус разработал свою собственную теологию несостоятельности учрежденных церквей и тайной истинной церкви Христа, которая в конечном счете изменит мир и станет началом новой великолепной эры. Идеи Борела и Серрариуса подходили под хилиастские теоретические вопросы, ставшие яркой чертой североевропейской «Третьей Силы» в 1640-х и 50-х годах. Пока Серрариус заметно продвигался в этом направлении дальше, чем Борел, последний слишком зачастил в кругах хилеастов, а его работы читались на их языке его союзниками. Близким союзником Борела и Серрариуса был голландо-шотландский хилеаст Джон Дьюри (1596–1680 гг.), который долго время проводил в Кёльне и других немецких городах, а также в Голландии и Британии. Он также являлся ключевой фигурой в кругах «Третьей Силы» республики. Зимой 1635 года он провел длительную встречу с Декартом, где попытался побороть его скептицизм, как он поборол свой собственный, благодаря своему «непогрешимому способу интерпретации Священного Писания». Дьюри не смог произвести впечатление на Декарта, но его метод составления библейских параграфов и страсть к смешению теологии с наукой и философией с целью создания интегрированного победного целого, как и у Борела, повлиял на многих в Соединенных Провинциях и Германии, равно как и в Британии. Дьюри и Серрариус разделяли мистическую концепцию науки Борела, которая включала неизменную склонность к алхимическим экспериментам и странным медицинским снадобьям. Для этих людей наука значила поиск скрытой истины природы при помощи химии — процесс, подобный раскрытию секретов духовной правды и божественных откровений при помощи глубокой, но трудной методологии.