Валентин кивнул согласно и поднялся.

– И с московской кралей обещал переговорить… Забыл?! – Шульга со значением глядел на хмурого Романова.

Председатель, выпив еще полстакана, завалился в сани и уехал. Смеркаться начинало. Так скверно для Валентина начался новый 1952-й. Говорят, как начнется, так и дальше пойдет…

– Ну, Николь, уже думал, не найду тебя! Здравствуй, моя хорошая!

В дверях, напустив клубы холода, стоял высокий дядька в длинном черном бушлате речника, лица его не видно было из ушанки, завязанной под подбородком, один нос торчал. На улице еще не рассвело, а от лампы темновато было в ее углу… Шапка на вошедшем вся в изморози…

– Здравствуйте, – осторожно ответила Николь, – раздевайтесь!

– С Новым годом! Не узнаешь?! – дядька размотал шарф и стянул шапку.

Это был Померанцев. Улыбался, привычно прикрывая беззубый рот. Николь совсем растерялась, заволновалась, что это могло значить.

– Здравствуйте, Николай Михалыч… Николай Михалыч, это вы?!

– Да я, ты уж прости, что без звонка, – Померанцев радостно улыбался. – Я тебе целую нельмину из Игарки привез. Пировать будем! Второй день по Ермаково брожу, еле нашел тебя! – он шагнул из прихожей в небольшую комнату, разгороженную занавеской. – Да у тебя тут хоромы!

– Проходите! Вы прямо из Игарки? – она заглянула за занавеску и крикнула громко: – Тетя Нина, к нам гости!

Повернулась к Померанцеву:

– Хозяйка почти совсем не слышит. Так вы из Игарки? Про Сашу ничего нет? Да идите сюда, вот на сундук садитесь! И не бойтесь, говорите спокойно, она глухая.

– Сан Саныч арестован, он в Красноярске, нас с Климовым тоже допрашивали, а тебя?

– Меня – нет, даже не вызывали. Вы какими судьбами?

– К вам с Катей приехал! Подумал, вдруг вам тут грустно? С матросом Климовым посоветовался и приехал! Не прогоните? Здесь же, в Бакланихе, уголок сниму, на работу устроюсь до весны. А там Сан Саныча, глядишь, отпустят.

– А как же отмечаться? – она год не видела Померанцева, то ли постарел Николай Михайлович, то ли от стеснения так много говорил…

– За взятку сменил приписку, все в порядке. Пойду-ка нельму порублю, как бы собаки ее не пристроили, куда следует. Топор есть? – он надевал шапку, но вдруг остановился. – Погодите, а дочка где?

– Спит, поела недавно… – улыбнулась Николь.

Николай Михайлович отказался от еды, они укутали Катю, усадили ее в санки и пошли гулять. Померанцев был необычно бодрый, теребил Николь и все время улыбался. В конце концов, она тоже предалась его настроению. Рассказывали друг другу, что знали о Сан Саныче. Оказалось, кроме него арестовали еще Фролыча и Егора, но Егора отпустили.

На главной улице убирала снег бригада зэков, тракторишко с ними пыхтел, по самую кабину зарываясь в высокие сугробы. Людей по случаю наступающего праздника гуляло много, из репродукторов гремела народная плясовая музыка. Мужики готовились к встрече Нового года, выпивали, закусывали блинами с икрой и медом. На Енисее на расчищенном пятачке возле пассажирской пристани ребятишки и взрослые катались на коньках. Компании гуляли. Сразу в нескольких местах, перебивая друг друга, играли гармошки, частушки сыпались. Им притопывали и прихлопывали.

– Веселый, видно, будет тысяча девятьсот пятьдесят второй! – невесело произнес Николай Михайлович, глядя за Енисей в туманные от мороза таежные дали.

– Почему? – не поняла Николь.

Он все смотрел за реку. Повернулся, грустно улыбаясь:

– Пошутил я, про Москву подумал, красивый был город. Там теперь тоже праздник.

– Почему был?

– Там теперь все портретами начальников завешано… и не увидишь ничего! Я почти не смеюсь! Вот когда мы с вами, с Катей и Сан Санычем окажемся в Москве, я вам экскурсию закачу на целый день! Даже на три дня. Портреты уберут, и она снова станет красивой! Я сам питерский, а Москва мне всегда очень нравилась. Больше Парижа, кстати!

– Вы бывали в Париже?! – Николь недоверчиво смотрела на беззубого ссыльного.

– Так точно! И не раз, живал на Монпарнасе, представьте себе! – он улыбнулся.

– Учились там?

– Нет, по работе, последний раз с группой инженеров оборудование получали для завода.

– Вам не понравился Париж?

– Очень понравился, почему же?

– Хм, странно, я недавно тоже вспоминала Париж…

Николь задумчиво любовалась катающимися на коньках. Низкое зимнее солнце, толком не поднявшись над горизонтом, уже начинало садиться, заливало снега и людей золотистым вечерним светом.

– И блестки сыплются от мороза… Такого в Париже нет. – Она говорила спокойно и грустно, видно было, думает о чем-то другом. – Хорошо, ведь, когда и Париж есть, и такой вот прекрасный Енисей.

– Хорошо, – согласился Николай Михайлович, доставая папиросы.

Они шли некоторое время молча.

– Прошлый Новый год мы с Сан Санычем встречали, я была с животом… В палатке… Это был лучший Новый год в моей жизни! – Она вздохнула, присела и проверила Катю.

Померанцев молча курил, взял ее за локоть:

– Не отчаивайся, Николь, всякое бывает, могут и выпустить…

– Я не отчаиваюсь, у нас было настоящее счастье! Еще и Катя получилась!

Санки с Катей морозно скрипели полозьями по снегу. Знакомые кивали Николь, поздравляли с Новым годом и новым счастьем.

Дома варили уху из головы и хвоста нельмы, Николай Михайлович засучил рукава и не давал Николь ничего делать – подсолил жирные брюшки, запекал в печке картошку. Между делом починил электроплитку. Они разговаривали и разговаривали. Будто целый год молчали до этого. За окошком вовсю уже чернела ранняя полярная ночь.

Когда сели за стол, Померанцев пошел в сени за строганиной, а вернулся с Горчаковым. Тот вошел большой, в черном овчинном полушубке, в снегу и инее. Устало и виновато осматривался. Николь кинулась к нему:

– Георгий Николаевич, я думала, вас тоже арестовали! Где вы были?

– Здравствуй, Николь… – Горчаков обнял ее и начал раздеваться.

– Не раздевайся, Георгий Николаевич, пойдем покурим! – Померанцев влезал в валенки.

Они вышли. В кривобоких, засыпанных снегом домишках Бакланихи светились окна, много где пели, а где-то и отплясывали, сотрясая избушки. Прикурили. Редкие снежинки падали в свете фонарей и окон.

– Ты про Сан Саныча знаешь? – спросил Померанцев.

– Час назад узнал… А ты давно здесь?

– С утра, – ухмыльнулся Померанцев, – мы с ребятами, как узнали, решили, надо ехать к ней. Ребята деньжат собрали…

– Кто же теперь там?

– Кочегары да Климов… А ты, значит, давно у нее не был?