– Все, что в голову придет. Мы с вами потом вместе посмотрим, ненужное выбросим. Спать не очень хотите?

– Нет, я попробую!

– Отлично! Не буду вам мешать! Вот звонок! – он показал кнопку под столом.

Часа через полтора Сан Саныч закончил. Перечитал и сидел с недовольным лицом. Когда разговаривал с лейтенантом, все вроде было ясно, теперь снова непонятно. Не поп же этот лейтенант, в самом деле! Он снова описал рейс на Сариху, добавил, как Турайкин пьянствовал с охраной, как женщину с грудным ребенком определил в рыбаки. Написал, что ссыльные обычно очень хорошие работники, не пьют и дисциплинированные. Дольше всего сидел и думал, как представить Николь. Что-то подсказывало ему, что настаивать на женитьбе сейчас не стоит. Написал, стиснув зубы, что связь со ссыльной – нечаянная, ошибка молодости, но ребенка, как мужчина, готов признать и выплачивать алименты.

– Ну вот, хорошо, – старлей прочел и улыбнулся Белову. – Меня, кстати, Андрей Александрович зовут. Антипин. Мы с вами сработаемся! Только перепишите начисто, зачеркиваний не должно быть. Садитесь, бумагу не экономьте!

Было уже два ночи или позже, часов на стене нигде не было, Сан Саныч нещадно зевал, но благодарно кивнул и снова сел за стол.

– Про Померанцева и про вашего старшего помощника Захарова напишите подробнее…

– Почему?

– Померанцев сидел по 58-й статье, он здесь на вечном поселении. Вы его главным механиком сделали, значит, были основания!

– У него голова – Дом Советов!

– Вот и пишите!

Вернулся Сан Саныч под утро и потом весь день пытался покемарить, но за ним внимательно следили в глазок и не давали притулиться. И сосед достал. Теперь он все время рассказывал, как тут пытают и как бьют. Что-то плел про расстрельные камеры и про тех, кто расстреливает. Сан Саныч больше с ним не общался, решив, что это просто мокрица.

На следующую ночь разговор со следователем Антипиным продолжился. Сан Саныча взяли из камеры сразу после ужина, и он снова писал, теперь уже конкретнее. Следователя интересовали отношения Белова с законной женой, с Николь, с арестованной поварихой, политические взгляды и настроения Сергея Фролыча Захарова и что тот рассказывал о своей работе с американцами на Дальнем Востоке. Белов писал, не очень понимая, зачем он это делает. Старший лейтенант уходил, возвращался через пару часов, и замученному Белову казалось, что тот спал все это время. Вернулся в камеру опять под утро.

Ночью за Беловым пришли, когда он хорошо уснул. Растолкали и повели наверх. Антипин извинился, что приходится работать по ночам, сослался на дневную занятость, дежурства, оперативные мероприятия. Теперь вопросы были о руководстве пароходством. О Макарове, его заместителях, Мецайке, других известных капитанах, о Михаиле Валентиновиче Романове. Сан Саныч уперся, что о них ему нечего сказать.

– Макаров хороший специалист?

– Очень! С 1935 года руководит пароходством! Всю войну! – Сан Саныч сдержал зевок.

– Это известно, а просто по-человечески, о чем с ним разговаривали? У вас же хорошие отношения. Он вас зовет «сынок»! С ним по душам можно поговорить? Что он думает о партийном руководстве края? У них с первым не очень отношения, скажу по секрету… Нам все надо знать.

Белов с удивлением смотрел на старлея.

– Я не знаю. Мы с ним только о делах разговаривали, «сынками» он всех молодых капитанов зовет… – Сан Саныч зевнул совсем крепко, он еле держался, мозги плыли.

– А вы знаете, что его дважды судили?

– Нет.

– Судили. Но поверили! Специалист он действительно хороший, а линию партии не всегда правильно понимает. Вот вы вернулись из Москвы, о чем разговаривали? Вспомните, может что-то… чем-то Макаров был недоволен?

– Да нет, что вы! Он настоящий коммунист! Он в Гражданскую воевал!

– Ну хорошо, мы с вами неплохо движемся, скоро закончим, напишите все. А если что-то совсем интересное вспомните о вашем руководстве… – Антипин сделал строгое лицо. – Мы оценим, и вам это очень поможет! Отсюда необязательно на нары уходят, можно и на повышение! Вы же мечтаете о большом судне!

Он опять ушел, а Сан Саныч, падая носом в стол, пытался думать, что происходит и что надо написать. Голова не работала, он старался выгородить своих товарищей, но получалась какая-то чушь, если бы кто-то из них прочел то, что он о них писал, ему никогда не подали бы руки.

Старшего лейтенанта не было долго. Сан Саныч и уснул бы прямо за столом, но Антипин оставлял за себя бойца, тот сидел у двери и спать не давал. Антипин заявился под утро, в хорошем настроении, от него пахло водкой, едой и женскими духами.

Соседа в камере не было. Он появился вскоре, Сан Саныч только лег, но не спал еще, фитилек бессонницы безжалостно трепетал и трепетал в мозгу. Журналист был взволнован больше обычного, даже неправдоподобно, но Сан Саныча это не волновало, он хотел спать.

– Меня расстреляют, – заговорил шепотом фельетонист, как только закрылась дверь. – Я это понял, я слишком много знаю. Теперь каждого второго к расстрелу приговаривают! Мне не себя жалко, я родину очень люблю! Враги моей родины – мои враги!

Сан Саныч смотрел на него устало, не очень понимая.

– Неужели вам не страшно? А за близких? Их тоже могут арестовать, может уже арестовали?!

Белов нахмурился и молчал.

– А у вас что? Вы не говорите, значит, что-то серьезное… Вас тоже могут расстрелять! Я бы на вашем месте на ваше руководство написал, пока не поздно! На Макарова! Ему все равно ничего не будет, таких людей не трогают…

От журналиста пахло спиртным. Сан Саныч принюхался и не смог сдержать брезгливости. Он, молча и внимательно смотрел в круглое лицо провокатора.

– Где же это водочкой угощают? – устало спросил Сан Саныч.

– Мне следователь налил. Я ему сегодня рассказал кое-что, и он налил. Они так делают…

– А про смертную казнь он вас попросил мне рассказать? И про близких?! Вот что, Кротиков…

– Моя фамилия Кротовский…

– Мне все равно, больше ко мне не обращайся, гнида! Иначе я тебе башку расшибу!

Сан Саныч отвернулся, укрылся одеялом с головой и тут же провалился в сон.

Он проснулся от сильного сердцебиения. Сосед храпел. Он сбросил с себя одеяло, лег на правый бок, все равно давило, но хуже было с головой. Она плодила и плодила страшные образы. О чем бы он ни думал, все скручивалось в сцены смерти, гибели. Он падал с высоты, тонул, замерзал… Погибал и он, и все, кто был рядом. Он сел потихоньку, стараясь не разбудить писаку, попытался думать о чем-то хорошем, но ничего хорошего не приходило. Внутри все было страшно.

«…Характеризую как отличного хозяйственника и руководителя, образцового советского человека…» Как я мог все это писать? Оценивать Макарова?! Что им Енисейская лоция Мецайка?! Великого речника! Сан Саныч не верил, что он это написал!