вас давление, как и планировала, – сказал Уго, но настоятельница промолчала. – Должно быть, вы убедили Рехину, что не являетесь матерью… а затем?

– Затем?

– Рехина могла бы сказать вам что-нибудь: где она прячет Мерсе? Почему она подумала, что Мерсе ваша дочь? Что она теперь будет с ней делать, раз ее планы не оправдались?

– Она ничего мне не сказала, – бесцветным голосом ответила аббатиса.

– То есть, когда Рехина стала давить, утверждая, что Мерсе ваша дочь и что она ее похитила, чтобы вы сохранили верность папе Бенедикту, вы просто сказали ей, что Мерсе не ваша дочь – и все?

– Не помню, чтобы я говорила, что Рехина давила на меня.

– Но ведь это так, верно?

За решеткой снова повисла тишина. Уго сжал кулаки: перед ним непреодолимая стена, разговор не получается.

– Да, – подтвердила настоятельница.

Она только что призналась, что Рехина угрожала ей, – из этого следовало, что Мерсе действительно находится во власти еврейки. Это сказала аббатиса, а ведь она могла бы не отвечать и попросту удалиться. Разве привратники монастырей не обходились так с Уго всякий раз, когда он к ним обращался? Но Беатрис, настоящая монахиня, этого не сделала. Она с ним говорила. Уго подобрался к решетке так близко, как только мог.

– Вы знаете, где ее держат?

– Нет, не знаю. Было бы глупо с ее стороны мне об этом говорить.

– Но почему бы и нет? Вы ведь не мать.

И вновь тишина. Наконец, когда Уго начал думать, что монахиня ушла, она сказала:

– Чтобы быть матерью ребенка, надо этого захотеть. Я никогда не была ее матерью. Мерсе – дочь Сатаны.

Уго набросился на решетку, та выдержала напор.

– Она не моя дочь! – кричала настоятельница. – Она дочь Сатаны! Она не моя!

Раздались поспешные шаги. Голос аббатисы стихал.

– Не уходите! – закричал Уго. – Не бросайте меня! Помогите!

Он прислонился лбом к деревянной решетке. Ни звука. Но что имела в виду аббатиса, когда назвала Мерсе «дочерью Сатаны»? Он вновь схватился за решетку, стал трясти ее все сильнее и сильнее: слова, порочащие Мерсе, не давали ему покоя. Уго был в ярости. Он заметил, что дерево поддается, и принялся дергать решетку с удвоенной силой. Где-то внутри одна из монахинь завизжала, испугавшись неистовства Уго, но он не останавливался. Раздался громкий треск, решетка заплясала в его руках. Основание вырвалось, и вся конструкция с ужасным грохотом упала на пол. Свет проник внутрь отсека, по форме напоминавшего крест, – там прятались монахини. Уго перепрыгнул через низкую стенку и перебрался на другую сторону. Монахини в черно-белых облачениях встретили его без тени страха.

– Чего вам надо? – сказала одна из них. – Мы под защитой короля.

Уго не столько смотрел на монахиню, сколько вслушивался в голос. Это не был голос аббатисы.

– Вы дорого заплатите за свою дерзость!

– Я хочу видеть аббатису, – сказал Уго.

– Мы отправили послание, – продолжала монахиня, игнорируя требования Уго.

Перед ним стояли четыре женщины. Он внимательно их оглядел, но ни одна из них не соответствовала образу аббатисы, который сложился у него, исходя из голоса. Монахиня продолжала:

– Скоро приедет судья и с ним альгвасилы, и тогда вам придется ответить.

– Но пока они сюда не добрались…

Уго не закончил фразу, решив не угрожать монахиням, хотя такая мысль промелькнула в его голове при виде жалкой кучки беззащитных женщин. Вместо этого он растолкал монахинь и зашагал по коридору, ведущему вглубь монастыря.

– Мать Беатрис! – крикнул он несколько раз.

За ним двинулись и монахини, вскоре к ним присоединилось еще несколько. Они дошли до вымощенного камнем дворика, вроде крытой галереи, где Уго окружили все тринадцать монахинь в черно-белых одеждах. Он вгляделся в каждую и понял, что их слишком много и нельзя с уверенностью сказать, кто из них аббатиса.

– Мать Беатрис?

Никто не ответил.

– Это я.

Уго обернулся. Да, перед ним была аббатиса. Монахини разомкнули круг. Уго хотел было сделать шаг, но оцепенел от удивления.

– Нет… – прошептал винодел. Двадцать лет разлуки не помешали ему узнать родную сестру. Вихрь противоречивых чувств захлестнул его. – Ты?..

Уго хотел подойти ближе, но, увидев, что она не двигается, остановился. Повинуясь мягкому, но властному жесту, монахини покинули двор, и через мгновение брат и сестра оказались наедине, лицом друг другу. Их больше не разделяла решетка.

– Почему? – вымолвил наконец Уго. – Почему ты скрывала от меня, кто ты на самом деле? Почему не давала о себе знать?

Арсенда сделала шаг навстречу, но не прикоснулась к брату. Она жестом указала на встроенную в стену каменную скамью и села сама. Уго не спешил последовать ее примеру.

– Я тебя искал, – начал он. Арсенда слушала, сидя на краешке скамьи. Она держала спину прямо, взгляд ее был устремлен вдаль. – Мне угрожали, а потом… Какое это теперь имеет значение! – Уго всплеснул руками. – Почему ты говоришь, что Мерсе – дочь Сатаны? Ты ее мать или нет? Ради бога, объясни!

– Эта женщина – порожденье дьявола, – пробормотала аббатиса.

– Как ты можешь говорить такое?

– Мне жаль, Уго, – сказала Арсенда, – но это так…

Уго глядел на нее во все глаза. Он был на грани отчаяния.

– Брат, дьявол силой овладел мною!

– Да как ты можешь! Мерсе – творение Господа! Мерсе…

Уго стал взахлеб рассказывать ей о девочке, которую он вырастил, о ее детстве, о ее характере и достоинствах, но по непроницаемому лицу сестры понял, что не смог передать и толики той любви, которую питал к Мерсе. Упорство Арсенды было не одолеть. «Дочь Сатаны», – твердила она, глухая к любым доводам.

– Только Бог… и дьявол ведают ее пути, – возразила Арсенда, когда Уго стал заверять, что Мерсе набожна и никому не причинила вреда.

– Но она твоя дочь.

– Я ей не мать.

Арсенда вновь и вновь отрицала, что является матерью той девочки, которую Рехина принесла в дом Уго вместо того, чтобы ее убить, как она пообещала настоятельнице Жункереса.

– Может, ты ошибаешься насчет дьявола и монастыря. Ты была молодой и наивной.

– Нет, Уго.

– Но дьявол… как он может оказаться в монастыре?

– Может, – решительно заявила Арсенда, – дьявол наслаждается, творя свои нечистые дела в святых местах, особенно когда он глумится над таинствами.

Затем она объяснила, что Люцифер ищет набожных девственниц, чтобы их соблазнить, а где же их искать, как не в монастыре? Он принимает облик какого-нибудь мужчины, пускай даже и церковника, и затем с помощью всевозможных уловок крадет невинность юных дев. Это и произошло с Арсендой. И теперь, узнав о дьявольских кознях и излечившись от наваждения, она посвятила себя тем,