собак, дерущихся за полоску кожи, прибавлялись жалобные вопли животных, предчувствующих скорую казнь. Мясо животных, найденных мертвыми или забитых за пределами города, продавалось у ворот Трентаклаус, ближе к морю.

Однако Уго ощущал не только запах крови. Им овладел страх. Там, над мясниками, продавцами, скотом, людьми и собаками, возвышалась одна из главнейших виселиц Барселоны. Уго остерегался глядеть в ту сторону, боясь наткнуться на ногу или руку Барчи, – ее голова еще наверняка торчала на Новой площади около дворца епископа. Остальные части тела четвертованной Барчи были распределены по городу. Уго поднял глаза и выдохнул – это была не мавританка. Его не было чуть больше двух недель, а в Барселоне уже казнили нового преступника – его тело, гнилое и распухшее, теперь висело на солнцепеке. Детишки кидали в труп камнями, целясь в разные места. Если кто-то из них попадал в намеченную цель, остальные взрывались радостным визгом, если промахивался – неудачника освистывали с тем же воодушевлением.

– В голову!

Аплодисменты после удачной попытки.

– А теперь – по яйцам!

Свист.

– Дайте я! – вызвался какой-то сорванец.

– Куда!

– По яйцам!

Под радостный детский визг Уго и прошел в ворота Бокерия. Солдат перед этой новой стеной Раваля не было. Уго отправился по улице Бокерия в сторону таверны. Он хотел взять мула и деньги, быть может, выпить глоток вина, передохнуть, если представится случай, и вновь отправиться в Гарраф. Катерина поймет… должна понять! Уго не хотел с ней спорить или ее разочаровывать – от одной мысли об этом в его сердце разливалась звенящая пустота. Он любил Катерину. До нее ему не везло с женщинами. С Антониной, его матерью, с Барчей, Мерсе – чего уж и говорить о Дольсе, Эулалии, Арсенде и Рехине. Впрочем, быть может, это женщинам с ним не везло, подумал Уго. Смерти Барчи и Дольсы до сих пор снились ему в кошмарах. Одна обрекла себя на казнь, чтобы спасти его дочь, другая осталась верна своему Богу и умерла, признав, что была счастлива в их невозможной любви. Уго не смог спасти мать от нищеты и страданий, на которые ее обрек бондарь. Мерсе, его дочку, похитили. Об Эулалии он больше не слыхал – кто-то хотел ему однажды о ней рассказать, но Уго не стал слушать.

Арсенда превратилась в непреклонную, почти безумную монахиню, одержимую Сатаной, падшим ангелом, повелителем ада. Никто не сомневался в его существовании, повторял Уго. Священники говорили о нем в церкви, пугали им верующих и призывали его остерегаться. Ходило много историй о ведьмах и девушках, изнасилованных дьяволом. Говорили о существах, принесенных ему в жертву, о заклинаниях и проклятиях. Обо всем этом говорили церковники. Существование Люцифера было доказано в Писании.

Но Мерсе – не его порождение. Уго был в этом убежден.

С такими мыслями он вошел в таверну. С улицы все выглядело безмятежно. Внутри было несколько гостей, они тихо выпивали. Уго немного помедлил, заканчивая перебирать своих несчастных женщин. Наконец, Рехина. «Подлая змея!» – пробормотал Уго себе под нос. Педро поспешил к нему сразу же, как только его заприметил. Уго искал взглядом Катерину, но не мог найти.

– Все в порядке? – спросил он мальчика.

Педро кивнул, следуя за взглядом Уго, который осматривал бочки, мебель и прочую утварь.

– А Катерина? – спросил Уго. – Как у нее дела?

– Грустит, – ответил Педро и кивнул в сторону комнаты.

Лестница показалась Уго крутой, как склоны Монтсанта. Дверь была открыта – Катерина сидела в кресле лицом к окну. Уго встал под притолокой. Женщина взглянула на него, просияла улыбкой и поднялась ему навстречу.

– Ты нашел свою дочь? – спросила Катерина.

– Нет, – ответил Уго. – Нет, – повторил он для себя, – но мне кажется, я знаю, где она может быть.

Катерина обняла Уго и уткнулась носом ему в шею.

– Тогда найди ее, – приказала она, подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза.

На сей раз Уго почувствовал, что Катерина не просто смирилась, но воодушевляет его.

– Поторопись, Уго, – сказала Катерина, – и без Мерсе не возвращайся. Я буду ждать столько, сколько потребуется. Ты должен ее спасти. Это твоя дочь. Твоя семья…

– И ты тоже… – попытался сказать Уго.

– Знаю, знаю. У меня больше нет сомнений. Я тоже твоя семья, – твердо произнесла Катерина, – вот почему ты должен освободить Мерсе. Я могла бы попробовать унять твою боль, но я не хочу, чтобы ты так страдал. Я хочу, чтобы ты был счастлив рядом со мной, Уго. Ты должен быть счастливым – и сильным, чтобы терпеть и исправлять мои ошибки.

Уго не смог произнести ни слова. Слезы сдавили его горло. Катерина погладила его по щеке, и этот простой жест убедил его, что если раньше ему не везло с женщинами, то теперь ему наконец улыбнулась удача – и он встретил ту, которая действительно любит так же сильно, как и он сам.

Часть четвертая. Между болью и справедливостью

28

Уго разрывался между Гаррафом и Барселоной. Вот уже третий раз он возвращался в Графский город с дорогим и скверным вином, но без малейшего представления о том, где находится Мерсе. Уго объездил многие замки и крестьянские дома, говорил с солдатами, земледельцами и слугами, пробовал и закупал вино, пытаясь незаметно что-нибудь выведать. Во время своей третьей поездки он, отчаявшись, порезал себе икру, чтобы спросить о Рехине. «Врач? Да еще и женщина? Здесь? Никогда не слыхал. Да у тебя такая рана, что и врач никакой не нужен. Ишь какой неженка городской выискался! Даже кровь уже не течет!»

– В следующий раз придется отрубить себе руку, – пошутила Катерина, пытаясь отвлечь и развеселить Уго.

Она промывала вновь открывшуюся рану огненной водой.

– Следующего раза, скорее всего, не будет, – заметил Уго и охнул, увидев, как огненная вода пенится при соприкосновении с раной. – Меня уже начинают в чем-то подозревать. В тех краях виноторговец – редкий гость. Там почти не остается излишков вина. Были такие, что у меня хотели купить!

Возможно, ему удастся приобрести хорошее вино в Сиджесе и на обратном пути еще раз заехать в Гарраф, предположил Уго.

– Или ты мог бы переодеться, – подсказала Катерина.

– Кем? На меня тут же набросятся альгвасилы и викарии. Там бродят только преступники. Чтобы разъезжать по тем краям, нужна какая-нибудь причина. А что еще я могу придумать?

Катерина нахмурилась. Несколько мгновений они молчали – он сидел на стуле, время от времени поглядывая на рану, она задумчиво ходила по комнате.

– А что адмирал? – наконец спросила Катерина, уже знавшая