и незамужняя девушка или женщина, угнетенная нищетой, – но ему и в голову не приходило, что это могла быть монахиня из Жункереса. В момент рождения Мерсе Арсенды в монастыре не было – если, конечно, отец Пау не обманул его, как он сделал позже, сказав, что сестра поселилась в Валенсии. Уго часто вспоминал ту встречу и тот день, когда отец Пау предложил ему виноградник церкви Святой Марии у Моря, а взамен потребовал, чтобы Уго оставил монахинь в покое, – со временем винодел понял, в чем была истинная причина этой сделки. В тот день священник ему сообщил, что Арсенду выслали из Барселоны, чтобы она освободилась от влияния брата. К тому моменту Уго еще не купил Барчу. Он вспомнил, как упрямая мавританка качала девочку и грозилась убежать, если ребенка не оставят в доме.

Бернату, графу де Наварклес, адмиралу каталонского флота, Уго дал два серебряных кроата, перед тем как того забрали на галеры. От бывшего друга он не дождался ни денег, ни благодарности. А простому крестьянскому мальчишке Мануэлю Арагалю Уго дал простую мелкую монетку неподалеку от Вилафранка-дел-Пенедес, чтобы паренек купил себе что-нибудь на рынке, – и он, и его семья отплатили ему с лихвой.

Мальчик, похоже, вечно бродивший по дорогам, узнал его. Два дня пути плюс малая часть того воскресенья, когда казнили Барчу, – и винодел оказался в Пенедесе. В первый день, терзаемый мыслями о Барче, Катерине и Мерсе, Уго заночевал прямо под открытым небом, съев кусок солонины. Холод, еще не отступивший в это время года, а также непрерывные кошмары, кровавые и жуткие, терзали его всю ночь. Два последующих дня он просил крова у крестьян. Те с радостью его принимали. Они расспрашивали Уго о событиях в Барселоне, интересовались новостями – все годилось, чтобы побороть скуку крестьянских вечеров. Уго много говорил и мало ел, сознавая, что словами он платит гораздо больше, нежели парой монеток. Он спал под навесом, с животными, а на рассвете уходил, поблагодарив хозяев.

Уго не узнал Мануэля, пока тот не спросил его о мулах – Тинте и Бланке. Мальчишка был все таким же грязным и растрепанным. «Ага», – сказал он и щелкнул языком в ответ на объяснения Уго. Они обменялись взглядами. Мануэль был еще совсем ребенком, но, как и большинство крестьянских мальчишек, привык к несчастьям и потрясениям, на которые не имел никакого влияния: к смертям, жестоким эпидемиям… «На монету, которую вы мне дали, я купил деревянную фигурку, – признался Мануэль. – Она у меня дома. Хотите посмотреть?»

Последний кусок солонины Уго доедал, уже глядя на Монтсант; он растягивал еду, пока не добрался до владений приората Эскаладеи – спустя череду долгих дней в пути и разговоров по вечерам в крестьянских хозяйствах, которые отстояли друг от друга гораздо дальше, чем в Пенедесе и других краях. Монтсант, названный «священной горой» из-за множества скитов и обретающихся там отшельников, представлял собой обширный горный массив, покрытый густыми лесами, среди которых выступали громадные голые скалы, которые венчали горный хребет подобно непреодолимой стене.

Уго выяснил в одном из крестьянских домов, что эти земли были отвоеваны у сарацин около двухсот пятидесяти лет тому назад. Затем их передали картезианцам из Эскаладеи, которые, в свою очередь, постепенно расширяли свои владения, – и теперь там насчитывалось девять деревень, где проживало около полутора тысяч человек. Крестьяне подтвердили, что женский монастырь тоже располагается неподалеку: Бонрепос, богатый и почитаемый, находится в месте под названием Морера-де-Монтсант – долине, со всех сторон окруженной горами.

Виноградники на здешних склонах радостно приветствовали наступление мая. То были холодные высокогорные земли в семи лигах от теплого побережья. Под мягким весенним солнцем искрилась листва и сияли пластинки сланца, покрывающие почву. На вершине перед Монтсантом, стоя на тропинке, теряющейся среди несметных деревьев, Уго оглядел долину. Он не приметил никаких построек – вокруг был сплошной лес. Говорили, что монастырь невелик: в нем всего тринадцать монахинь, а еще прислужницы и мирянки, не принявшие постриг. Уго начал спускаться по тропинке, и вскоре его окружил лес. Свет едва просачивался сквозь ветви и листья, стояла звенящая, угрожающая тишина. Как выяснил Уго, Бонрепос переживал не лучшие времена. В прежние века в нем смиренно молились дочери таррагонских и леридских дворян, но эти времена давно прошли, настала година упадка. «Да и как ей было не настать, – думал Уго, – если монастырь затерян в такой глухомани». Какой дворянке, девице или вдове, захочется провести здесь всю жизнь? Уго слышал, что многие монастыри, куда менее удаленные от цивилизации, нежели Бонрепос, переезжали в города – там было легче обеспечить безопасность монахинь. «Здесь же в случае нападения остается уповать только на Господа», – подумал Уго. Он привык к морю, городской суете, виноградникам и фруктовым садам, широким полям, окружавшим Барселону до самого хребта Кольсерола. Здешняя природа казалась ему чересчур суровой и оттого неуютной.

Небольшая церковь, пара домиков, напоминающих маленькие крепости, несколько виноградников и фруктовый сад – вот и весь монастырь Бонрепос. Стен и заборов не было, словно то был не монастырь, а затерянный крестьянский хутор. Уго заметил женщину, работающую на земле.

– Мир вам, – окликнул ее винодел, подойдя к фруктовому саду.

Женщина всполошилась.

– Мир, – ответила она, оправившись от испуга. Она быстро оглядела Уго – опасности он не представлял. Тем не менее она не подошла ближе. На ней была потрепанная ряса. – Что вам угодно?

– Увидеть мать Беатрис.

– Зачем?

– Это мое личное дело, – ответил Уго на вопрос, который предвидел.

Женщина наклонила голову и прищурилась, ожидая дальнейших объяснений.

– Скажите ей, что я пришел поговорить о женщине по имени Мерсе.

– Я мирянка, просто работаю при монастыре. Передавать послания аббатисе не входит в мои обязанности.

Тут две девушки, болтая, вышли из леса, но, завидев незнакомца, вновь спрятались среди деревьев. Одна из них была на поздних сроках беременности. Женщина поняла, что Уго заметил беременную, и заколебалась.

– В любом случае, – попыталась она отвлечь его внимание, – аббатисы сейчас нет.

– А где она?

По выражению лица собеседницы Уго понял неуместность своего вопроса.

– Я имею в виду… она в деревне? – поправился винодел. – Вернется ли она сегодня?

– Я не знаю, где аббатиса. Это не мое дело.

По сухому тону женщины Уго догадался, что она больше не желает с ним разговаривать. Но он не мог упустить шанса.

– Как думаете, а те девушки в лесу знают, где аббатиса? – спросил Уго, направляясь к роще.

Если женщина и прежде реагировала с завидной быстротой, то теперь превзошла саму себя.

– Какие девушки? – невинно спросила она. Уго кивнул в сторону