Мать удивилась, когда я рассказала ей о кошмаре.

– Но что в этом страшного? Ты никогда не боялась ту куклу.

Я покачала головой в знак того, что моя кукла – которую я едва помнила – меня никогда не пугала.

– Но она была очень страшной, – я имела в виду, что ужаснуло меня возвращение куклы во сне.

Мать озадаченно посмотрела на меня и мягко сказала:

– Но ведь она не страшная.

Я уверена, что она пыталась меня успокоить и думала, что это разумное утверждение поможет. И была совершенно изумлена, когда я разрыдалась.

Разумеется, она не знала почему, и разумеется, я не могла объяснить. Теперь мне кажется – хотя я, конечно, могу ошибаться, – меня огорчило осознание, что мы с моей матерью – разные люди. Мы не видели одинаковых снов или кошмаров. Я была одна во Вселенной, и все остальные – тоже. Вот что сказала мне кукла – по-своему, спутано и непонятно. Когда-то она любила меня достаточно, чтобы позволить отъесть свой нос. Теперь же клоун заставил меня с криком проснуться.

VI

Горе, подобное невоспитанной мокрой и вонючей собаке обрушилось на меня, стоило войти в дом через заднюю дверь.

Кухня пахла затхлой сыростью и старой готовкой – неаппетитным сочетанием плесени, несвежих овощей и жареного лука. Ползучее пятно черной плесени снова вернулось на потолок в углу у двери, а пачка газет, предназначенных в переработку, ждала своей участи уже несколько недель. На столе хлебные крошки соседствовали с неотвеченными письмами и тремя грязными кружками; на спинке одного из стульев лежало большое махровое полотенце, а на полу валялся одинокий носок. Когда я уезжала, грязь и беспорядок были привычны до невидимости, а теперь я смотрела на это как посторонняя, и вид меня потряс. Одна мысль о предстоящей работе вызывала усталость.

Сейчас у меня не было на это сил. Не задержавшись даже чтобы сделать чашку чая, я бросила сумку в спальне и сбежала в переделанную часть чердака, служившую мне кабинетом. Хотя и неопрятный, он все же не выглядел очень грязным, и в воздухе знакомо и приятно пахло старыми книгами. Пробравшись между лежавшими на полу кипами к столу, я включила компьютер и сразу же открыла почту.

Селвин, хвала ему, уже занялся проектом, но кроме воодушевляющих слов о его вере в мою способность написать «великолепную, исключительную по проницательности биографию» Хелен Ральстон в письме были и тревожные новости. Он нашел статью «Маски и личность в трех американских романах», опубликованную три года назад в научном журнале. Говорили, что автор, Лилит Фишлер из Тулейнского университета, работает над книгой о Хелен Ральстон.

«К этому определенно стоит отнестись скептически, – писал Селвин. – Ученые должны постоянно работать над тем или иным проектом, и очень малое число этих предполагаемых книг доходят до печати. А если книга и существует, то скорее окажется критическим исследованием, а не биографией. Почему бы тебе не спросить у нее и узнать точно?».

Испуг от такой перспективы вынес меня из кабинета вниз, и я начала уборку на кухне. И, пока я мыла и чистила, меня тяготила мысль о том, что делать. Разумеется, написать нужно. Но что мне сказать? Сколько мне стоит ей рассказать? Как привлечь на свою сторону?

Обычно я предпочитаю писать незнакомцам короткие и формальные письма, но я знала, что подобное может вернуться как бумеранг. Желая выглядеть ненавязчивой, я могу показаться холодной, а в письме – особенно в электронном – предательски легко можно оказаться непонятой.

Что если Лилит Фишлер воспримет формальный стиль как заносчивость? Я не хотела ее оттолкнуть; может быть, если расположить ее к себе, она рада будет помочь. Письмо потребовало почти столько же труда, сколько составление предложения об издании книги незнакомому редактору.

Оттирая кухню, я крайне осторожно продумывала свой подход, соединяя и полируя предложения. Когда я привела комнату в божеский вид, письмо в моей голове было готово. Съев сандвич, я пошла наверх, чтобы отправить его на адрес, который прислал Селвин. Потом поискала свою копию «В Трое». На полке, где я ее помнила, книги не оказалось, так что я обшарила все книжные шкафы, а следом, очень тщательно проверила каждую стопку книг и заглянула в каждый угол своего кабинета.

Я не припоминала, чтобы давала книгу кому-то почитать, поэтому, вероятно, она находилась в одной из коробок на чердаке. Чтобы найти там книгу, пришлось бы скорчиться в три погибели с фонариком и провести раскопки.

Вместо этого я зашла в интернет, посмотреть, что удастся найти про Хелен Ральстон.

Первая сеть принесла мало рыбы, но мне удалось найти в продаже копии ее второго и пятого романов и одно из множества переизданий «Гермины в стране облаков».

Обнаружились две книги из первого издания «В Трое»: продавец в Лондоне просил 452,82 доллара, а другой, из Сан-Франциско, предлагал копию «в очень хорошем состоянии» и с приятным описанием всего лишь за 320. Кроме них нашлось множество предложений от «Вираго», самое дешевое из которых обошлось бы в два доллара. Поддавшись порыву, я добавила его к своему заказу.

Прежде чем выйти из системы, я снова проверила почту и обнаружила, что Лилит Фишлер уже ответила.

Мои усилия оправдались. Ответ Лилит оказался настолько же дружелюбным и прозрачно-открытым, каким я старалась сделать свое письмо, и она написала мне в точности то, что я надеялась прочитать.

Она писала не биографию, а всего лишь критическое исследование «В Трое». Очерк войдет в антологию, а напечатает ее Уэслианский университет в следующем году – и Лилит с удовольствием пришлет мне файл с копией в приложении к письму. Что было важнее, она знала, как связаться с Хелен Ральстон:

«Хелен охотно говорила о своем творчестве – но не о молодости и в особенности не о своих отношениях с В. И. Логаном. Но на все остальные вопросы она дала очень точные и интересные ответы. Я не знаю, сохранила ли она еще энергичность и здравый рассудок, потому что в прошлом году с ней случился удар. Ее дочь, Кларисса Брин, написала мне, что Хелен хорошо восстанавливается, но больше не может жить одна. Они продали квартиру в Лондоне, и теперь Хелен живет с Клариссой в Глазго. Я уверена, что она не будет возражать, если я дам вам номер телефона…»

В девять утра следующего дня я набрала номер, который мне дала Лилит, и спросила у ответившей женщины, могу ли поговорить с Хелен Ральстон.

– Могу я узнать, кто звонит?

Я назвала себя и быстро добавила:

– Она меня не знает. Я писатель. Хотела поговорить с ней о ее работах.

– Минуту, я ее позову.

Прошло куда больше минуты, прежде чем трубку подняли снова, и я услышала голос той же женщины:

– Извините, она не хочет разговаривать по телефону. Вы можете приехать?

Я так изумилась, что поначалу едва могла говорить. Я ожидала, что это приглашение – если оно вообще последует – будет сделано гораздо позже. Наконец, я выговорила: