Зайдя в еще один книжный, я уверилась в том, что «В Трое» снята с печати, так же как и старомодная классика «Гермина в стране облаков».

– Но в интернет-магазинах можно найти множество подержанных книг, – заверил меня любезный продавец.

– Спасибо, займусь, когда доберусь до дома, – ответила я и заплатила за том «Касания Богини».

Купив несколько интересных на вид салатов в «Маркс и Спенсер» – ах, эти блага городской жизни! – я устроилась в комнате отеля с намерением прочитать в большой толстой биографии Вилли Логана все, что относилось к Хелен Ральстон.

IV

Она прибыла издалека, эта девочка из другой земли, летящая по унылым сырым и серым улицам Глазго подобно теплому ветру, пахнущему экзотическими пряностями с ноткой опасной тайны. По ее уверениям, она была наполовину гречанкой, наполовину ирландкой; мать ее предсказывала судьбу, а отец был ясновидящим. Сама она, как минимум по уверениям одного одноклассника, была подвержена «припадкам»: тело деревенело, и девушка начинала пророчествовать явно не своим голосом, а потом выглядела обессиленной и утверждала, что ничего не помнит.

Внешне она совершенно не походила на femme fatale[164]. Маленькая и тощая, с острыми чертами лица и выдающимся носом. А ее глаза, пусть большие и блестящие, были настораживающе глубоко посажены. Портрет Логана приукрашивал действительность; на немногих фотографиях Хелен Ральстон, сделанных в конце двадцатых годов, запечатлена странная усохшая фигура женщины, состарившейся раньше срока.

В сентябре 1927 года Хелен Элизабет Ральстон зачислили в Школу искусств Глазго. До того она обучалась в Сиракузском университете, который располагался в Нью-Йорке. Неизвестно, почему она решила перебраться из Нью-Йорка в Глазго. У Хелен не было никаких связей в Шотландии, и ее никто не назвал бы богатой. Хотя плата за обучение была внесена заранее, Хелен явно испытывала трудности с покупкой материалов и прочих необходимых вещей. Мэйбл Скотт Смит, ее одногруппница, которая не раз платила за обед Хелен, взяла в привычку приносить для нее к вечернему чаю лишнюю булочку: «Она делала вид, что забыла, или что не голодна, но на самом деле у нее и пенни лишнего не было. Все знали, что у нее ветер в кармане, даром что всех американцев считают богачами. Она всюду носила папку с рисунками, пыталась продавать их в газеты, но безнадежно. Она хорошо рисовала, но и многие другие тоже, а время было тяжелое. В Глазго было даже хуже, чем в других местах: здесь красивые картинки не приносили денег, не в те годы».

Крепнувшая между Мэйбл и Хелен дружба внезапно оборвалась, стоило американской студентке переехать из общей комнаты в оплаченную В. И. Логаном квартиру в Вест-Энде.

– Дело было не в сексе – мы в школе искусств весьма терпимо к такому относились! – говорила Мэйбл Смит. – Но она позволила себя содержать, да еще женатому мужчине! Я перестала уважать и мистера Логана тоже.

Логан на первом занятии отметил юно-старое лицо Хелен Ральстон и предложил ей позировать для него в субботу. Он выделял так нескольких студентов каждый год; в таком знаке внимания не было ничего необычного или неподобающего. Но с первого сеанса стало понятно, что с Хелен все будет иначе. Устремив на него взгляд своих больших гипнотических глаз, она начала говорить – и немедленно околдовала Логана историями.

Вероятно, по большей части это были пересказы мифов и легенд из множества разных культур; русские сказки мешались с греческими мифами, кельтские мотивы сплетались с украденными из сказок «Тысячи и одной ночи» нитями. Для Логана истории стали воплощением магии, зажгли страсть к мифам, которая позже овладеет его жизнью.

В своей автобиографии Логан пишет о некоторых «магических» моментах, пережитых в раннем детстве. Кроме этого нет никаких свидетельств о том, что он обладал сильной склонностью к мистике или спиритуализму до того, как повстречал Хелен Ральстон.

Несмотря на то, что Хелен Ральстон рассказывала ему о своем происхождении, в ней не текло ни греческой, ни ирландской крови. Ее родители, Бен и Сейди Рудински, были польскими евреями, перебравшимися в Нью-Йорк примерно в 1890 году. Когда в 1907 году родилась Хелен, их последний ребенок, дела семейства процветали. Страсть Хелен к искусству поощрялась, ее обучали – и баловали. Во время подготовки Америки ко вступлению в войну в 1917-м Рудински сменили фамилию на Ральстон – и примерно в это же время Хелен взяла второе имя – Элизабет – и начала подписывать свои картины инициалами ХЭР.

Хелен хорошо закончила школу и поступила на факультет свободных искусств в Сиракузском университете. Оценки в первый год были высокими, она вступила в кружок драмы – больше рисовала декорации и делала костюмы, чем выступала, – а также принимала участие в оформлении студенческой газеты. Казалось, что ее жизнь налажена. Но вместо того чтобы, как ожидалось, вернуться на второй год, Хелен Элизабет Ральстон подала документы в Школу искусств Глазго и начала новую жизнь в Великобритании.

Позже Логан писал, что она так радикально изменила свою жизнь под влиянием сна. Он также верил, что ее родители мертвы, что Хелен была единственным ребенком и что она жила одна с тринадцати лет. Невозможно сказать наверняка, когда их отношения изменились, и Логан с Хелен стали любовниками, потому что Логан в своих мемуарах необычно сдержан на этот счет. Но в январе 1928 года он начал рисовать «Цирцею», а к марту Хелен жила в квартире, за которую Логан платил и в которой был частым гостем.

После января Хелен начала все реже и реже посещать школу, хотя и не забрала документы официально. Наконец, к марту она перестала показываться совсем, кроме как в обществе Логана. Разумеется, об их отношениях судачили, но репутация Логана была такова, что некоторые считали его превыше всяких подозрений. Это был уважаемый семейный человек с несколькими детьми и прекрасной доброй женой из обеспеченной эдинбургской семьи. Трудно было представить, что В. И. Логан серьезно увлечется таким странным созданием, как эта американская студентка. Он часто брал опеку над своими студентами, мужчинами и женщинами, и порой даже немного помогал финансово талантливым, но бедным ученикам. Хелен Ральстон явно была из таких. Брайан Росс, биограф Логана, предположил, что причиной неприятностей художника стали его природная невинность в сочетании с великодушием и добрыми намерениями. Биограф считал, что Хелен влюбилась в великого человека, которого интересовала только как модель. Когда Логан завершил работу над «Цирцеей» и стало ясно, что он не станет больше проводить столько времени в студии наедине с Хелен, она в отчаянии выбросилась из окна. И только тогда Логан узнал о ее истинных чувствах к нему.

Я с отвращением захлопнула книгу Росса. За всю историю человеческих отношений – сколько мужчин когда-либо снимали дорогую квартиру для посторонней женщины, не ожидая секса в ответ? Если бы любовь была односторонней, попытка Хелен покончить с собой заставила бы Логана бежать от нее прочь со всех ног, а не бросать жену с детьми, чтобы выхаживать студентку. Жертва Логана имела смысл, только если он был глубоко в нее влюблен, а шок от попытки самоубийства вынудил его осознать свою ответственность. Я могла поверить в одностороннюю любовь – с его стороны. Хелен могла перестать ходить в школу, чтобы не встречаться с Логаном, даже если из-за безденежья вынуждена была принимать его помощь. И, возможно, она надеялась, что, когда он перестанет нуждаться в ней для «Цирцеи», ей больше не придется иметь с ним дела. Только вот он ее не отпустил – возможно, тем августовским днем Логан появился в ее квартире не для того, чтобы попрощаться, а чтобы сказать, что он бросает жену и детей и будет жить с ней. Я представила, как она пятится от него, избегает его объятий, его губ, его нежеланных признаний в вечной преданности, пока, отчаянно пытаясь выкрутиться из рук Логана, не выпадает из окна.