не к «враждебным фатерлянду» силам. Лейпарт, Грассман и Эггерт не помышляли о дистанцировании от СДПГ, но впечатление, которое власть имущие получили от встречи с ними, вероятно, было несколько иным. Если Социал-демократическая партия Германии выступала с нелицеприятными нападками на «кабинетбаронов», а социал-демократические профсоюзные деятели в то же самое время вели с этим же самым кабинетом почти дружеские разговоры, то это предоставляло повод усомниться во внутренней сплоченности «Железного фронта» и при очередной возможности сделать практические выводы из разлада у противника{554}.

В тот день, когда профсоюзники вели переговоры с Папеном, в ходе политических беспорядков в Германии было убито 10 человек. В воскресение 31 июля, в день выборов в рейхстаг, число жертв достигло 12. Результат выборов был, по крайней мере на первый взгляд, триумфом Гитлера. При явке избирателей в 84,1 %, самой высокой с 1920 г., на партию Гитлера пришлось 37,4 % всех действительных поданных голосов. Это означало прирост в размере 19,1 % по сравнению с предыдущими выборами в рейхстаг 14 сентября 1930 г. Число мандатов, завоеванных национал-социалистами, выросло со 107 до 230. Намного скромнее были успехи коммунистов. Число поданных за них голосов увеличилось с 13,1 до 14,5 %. Приростом были отмечены также результаты обеих католических партий: Центр улучшил свои показатели с 11,8 до 12,5 %, БФП — с 3 до 3,2 %. Все остальные партии относились к проигравшим. Число избирателей СДПГ снизилось с 24,5 до 21,6 %, ДНФП — с 7 до 5,9 %, ДФП — с 4,5 до 1,2 % и Немецкой государственной партии — с 3,8 до 1,0 %. Все остальные партии набрали в совокупности 2,7 % голосов.

Национал-социалистам удалось переманить на свою сторону электорат центристских либеральных и умеренных правых партий, а также мелких разрозненных партийных образований. Избирателями НСДАП стала также многочисленная группа лиц, впервые получивших избирательное право или ранее игнорировавших выборы. Партия Гитлера была сильна там, где доминировала лютеранская конфессия, а лица, имевшие собственное дело, в первую очередь крестьяне, ремесленники и торговцы, были представлены сверхпропорционально. Если же среди избирателей большую долю составляли промышленные рабочие, то в таком случае результаты НСДАП были относительно плохими. Это правило тем более «работало» в местностях с высокой долей католического населения. Таким образом, НСДАП действовала успешнее в лютеранских сельских местностях, чем в лютеранских городах, а в больших городах получала меньше голосов избирателей, чем в средних и малых. Все эти факторы отобразились в региональном распределении национал-социалистического электората. Север и восток Германии оказались более «коричневыми», чем юг и запад. Однако в Гессене, Франконии, Пфальце и в северном Вюртемберге НСДАП также опередила все остальные партии. «Лидером» среди 35 избирательных округов стал Шлезвиг-Гольштейн, где за национал-социалистов проголосовал 51 % избирателей.

Сравнительно невосприимчивыми к призывам национал-социалистов себя вновь показали, как и в 1930 г., католическая среда, и в меньшей степени — внутренне расколотый «марксистский» электорат. «Политическому» католицизму удалось после 1930 г. остановить процесс эрозии, начавшийся еще в кайзеровском рейхе и продолжившийся в 1920-е гг. Натиск со стороны правых экстремистских сил только укрепил у «церковных» католиков осознание их особости. Социал-демократы, вынужденные отражать не только натиск со стороны национал-социалистов, но и бороться с радикальной конкуренцией слева в лице коммунистов, не были столь успешными в деле консолидации своих рядов, но тем не менее и они смогли в определенной мере утвердить свои позиции. Эти две самые крупные демократические партии давали своим приверженцам ощущение политической родины за счет обращения к внеполитическим ценностям: к совместной вере — в одном случае, и к классовой солидарности — в другом. Но то, что было на благо обеим республиканским партиям, еще долго не шло на пользу республике: укрепление католической и социал-демократической среды привело к отдалению этих партий друг от друга.

В составе буржуазно-протестантского электората только консервативная среда сумела сохранить остаток самостоятельности перед лицом национал-социализма. Около 6 % голосов, поданных за ДНФП, политическая цитадель которой, как и прежде, оставалась в Остэльбии, составляли прочное ядро когда-то намного более крупного монархического лагеря. Что же касается политического либерализма, то он был практически полностью истреблен. Национал-социализм стал самым массовым движением против «системы», к которому примыкали также те, у кого не было стойких убеждений. Они едва ли замечали то, что партия Гитлера обещала своим избирателям крайне противоречивые вещи. Значение имела только надежда на то, что Германия и немцы будут после «национальной революции» жить лучше, чем теперь{555}.

Но и после 31 июля 1932 г. очертания парламентского большинства все еще не вырисовывались. Национал-социалисты составляли самую сильную фракцию в рейхстаге, лидирующую с большим отрывом, однако в сравнении со вторым туром выборов рейхспрезидента от 10 апреля и выборами в ландтаги от 24 апреля 1932 г. они едва ли прибавили в весе. Даже если бы в блок с НСДАП вступили немецкие националисты и прочие более мелкие партии, то и тогда она была бы далека от достижения парламентского большинства. Теоретически возможной была черно-коричневая коалиция, но исходя из гессенского и прусского опыта было в высшей степени сомнительно, что подобный союз имел шанс сформироваться.

Первая «официальная» оценка результатов выборов была дана рейхсканцлером фон Папеном 1 августа в интервью «Ассошиэйтед Пресс». В нем он заявил, что его правительство ни в коем случае не намеревается прилагать усилия для образования коалиционного большинства в рейхстаге. Одновременно Папен подчеркнул, что пришло время, когда национал-социалистическое движение должно наконец принять деятельное участие в возрождении отечества. Центр, свою бывшую партию, канцлер предостерег от того, чтобы она не запятнала свою репутацию, вынеся правительству вотум недоверия и став тем самым главной виновницей политического кризиса.

В обстановке общей неуверенности относительно дальнейшего развития событий громовым раскатом прозвучали сообщения о нападениях национал-социалистов в Кенигсберге, в результате которых были убиты два коммунистических функционера, ранено несколько социал-демократов, а также недавно смещенный со своей должности регирунгспрезидент фон Барфельд, входивший в ДФП. Покушения на политические убийства с применением револьверов и гранат в этот же день были отмечены в других городах Восточной Пруссии, в Силезии и Голштинии. 3 августа в Крейцбурге, что в Верхней Силезии, своими бывшими товарищами был убит национал-социалист, ранее входивший в КПГ, а в Гросдейбене в Саксонии выстрелом в живот был застрелен штурмовик СА. Особенно кровавыми были дни с 7 по 9 августа. В мазурском Лотцене штурмовик застрелил командира «Рейхсбаннера»; жертвами национал-социалистов также стали члены «Рейхсбаннера», погибшие в верхнесилезском округе Леобшютц, в Гёрлице и Бад-Сахза в Гарце. В Рейхенбахе в Рудных горах от взрыва гранаты погиб член СС. Эту гранату в момент взрыва он намеревался метнуть в редактора социал-демократической газеты.

В отличие от недель, предшествующих выборам в рейхстаг,