На следующий день он помчался в Вилласидро, чтобы сказать «до свидания» Лионелю Шассену, прежде чем они перебазируются на Корсику. 16-го лейтенант Анри возвратился из штаба военно-воздушных сил Средиземноморья в Сан-Север с секретной информацией относительно вторжения на юг Франции, о котором он получил инструкцию доложить капитану Лельо, офицеру по боевой подготовке. Оба теперь были отстранены от полетов на боевые задания, так как знали слишком много, и, если бы их сбили, возникал риск, что они могут рассказать все немцам. Они напрасно стремились посвятить Сент-Экса в свои тайны, чтобы его также отстранили от полетов (для его же собственного блага). «Уходите! Уходите! – говорил он им каждый раз, когда видел их попытки оттащить его в угол, чтобы пошептаться. – Я ничего не хочу слышать».

17 июля – день перебазирования. Два пилота, ушедшие на задание, были проинструктированы возвратиться на взлетно-посадочную полосу Борго, к югу от Бастии на Корсике. Сент-Экзюпери достался один из самых старых «лайтнингов», а его напарник по эскадрилье вез красивый, свиной кожи, чемодан с машинописным текстом «Цитадели», дабы подстраховаться против одновременной потери и автора, и опуса. Тем же вечером двенадцать пилотов эскадрильи снова собрались под более просторной крышей. Вместо скромного дома рыбака, они теперь оказались на просторной вилле, под сенью двух пальм, с видом на омываемые морем камни Эрбалунга, в пяти милях к северу от Бастии. Поскольку вилла располагалась на крутом склоне утеса и места для парковки их джипов не было, Гавуаль наконец-то распорядился построить гараж для них под террасой виллы. Проселочная дорога, ведущая сюда, оказалась такой крутой, что водители всегда боялись, как бы они вместе с машинами не покатились прямо вниз на берег и в море.

18 июля Сент-Экзюпери вылетел на свою восьмую вылазку, возвратившись несколькими часами позже с безупречно выполненным заданием. Плохая погода приковала эскадрилью к земле 19-го, 20-го было все еще достаточно облачно, и ограничились одним вылетом Гавуаля в район Альп. Позднее, в то же самое утро, Сент-Экс сидел на террасе виллы в пижаме, играя в шахматы с Жаном Лесерфом, одетым в купальный костюм, когда приехал какой-то инженер-капитан.

– Я прибыл за насосом, – начал он.

– А? – рассеянно отозвался Сент-Экзюпери, не поднимая головы.

– Да, водяной насос, который вчера забрали с нашего склада.

– Водяной насос? – переспросил Сент-Экс, двигая одну из фигур. – Какой водяной насос?

– Кто вы? – воскликнул офицер, раздраженный подобной беспечностью этих двоих и их одеянием отнюдь не по форме.

– Майор Сент-Экзюпери, – последовал спокойный ответ. – Объясните еще раз, что вам надо.

– О, извините меня, майор, – сказал инженер-капитан. – Вы здесь командир?

– О нет, капитан.

– Капитан?

– Да, капитан Гавуаль.

– И где он, этот капитан?

– Капитан Гавуаль? Должно быть, сейчас над Масоном или поблизости от него.

Офицер изумленно переводил взгляд с одного на другого.

– Хорошо… – сказал он. – Но… но… тогда что вы делаете здесь?

– Я? – удивился Сент-Экс, наконец повернувшись, чтобы посмотреть на незнакомца с обезоруживающей улыбкой. – О, я – только пилот.

За день до этого один из офицеров эскадрильи съездил в Бастию с механиком и «позаимствовал» насос из гаража артиллеристов, где его оставили на ремонт. Установленный поблизости, он качал воду настолько хорошо, что ребята не хотели с ним расставаться. Сент-Экс знал это совершенно точно и, как занимающийся морским разбоем член банды головорезов, не собирался подводить своих товарищей-пиратов.

– Что это за история с насосом? – поинтересовался Лесерф после того, как расстроенный капитан отъехал подальше.

– О, да так, – беззаботно ответил Сент-Экс. – Это насос, который был оставлен в гараже и который будет установлен для генерала де Латр де Тассиньи.

* * *

Погода оставалась плохой, и Сент-Экзюпери вылетел на следующий день на «лайтнинге» в Алжир с одним из двух старших сержантов (Русселем) эскадрильи, едущим «на свиной заднице», как это называлось, на крошечном месте за спиной пилота. Как долго он оставался в Алжире и кого он видел в этой поездке, неизвестно; но сомнительно, что он провел там ночь, поскольку его друг Жорж Пелисье, конечно, запомнил бы это и позже сделал бы запись об этом в своей книге. Возможно, что одним из тех, с кем он встречался, был генерал Донован. У Сент-Экса были твердые причины бояться, что он может быть комиссован в любой момент. Безотносительно даты, существует свидетельство Донована, что Сент-Экс обратился к нему в его офисе в Алжире за «короткое время до вылета в его последний рейс. В тот раз он прибыл, чтобы увидеть меня из-за его желания служить под моей командой в офисе стратегических служб. Решение должно было быть принято после его следующего полета, который, оказалось, стал фатальным».

Из Алжира Сент-Экс вылетел в Тунис, чтобы присутствовать на крещении сына Гавуаля. Мадам Маст была поражена еще раз количеством виски, которое он смог выпить тем вечером, и простотой, с которой он сказал, пожимая плечами: «Я кончу жизнь подобно моим друзьям». Несколько из его товарищей по эскадрилье выжили лишь по счастливой случайности, а самые последние немецкие самолеты имели ракетные пусковые установки, позволявшие им преодолеть разницу в скорости с «лайтнингами». Крещение было намечено на следующий день, 24 июля, и в тот же вечер Антуан произнес: «Я хотел бы попросить вас кое о чем, я так давно не был в церкви, я боюсь перепутать слова. Не могли бы вы преподать мне маленький урок катехизиса так, чтобы я не выглядел слишком неуклюжим во время крещения?» Мадам Маст отправилась за молитвенником, чтобы зачитать ему соответствующие места. «Мой Бог! – сказал он, когда она кончила. – Это – вся моя юность, возвращающаяся ко мне».

Они задержались еще на день, и 26-го Гавуаль вылетел на Корсику на своем «лайтнинге», груженном драже, которое их щедрая «крестная мать» послала летчикам эскадрильи вместе с другими запасами ликера. Сент-Экзюпери вылетел в Алжир, чтобы подобрать старшего сержанта, которого он там оставил. Это было грустное расставание, и последние слова Антуана, обращенные к мадам Маст, звучали примерно так: «Очевидно, я никогда не увижу вас снова».

Было раннее утро, когда он приземлился в аэропорту Мезон-Бланш. Андре Моруа уже покинул Алжир, чувствуя отвращение к бойкоту, которому он был подвергнут Горькой Полынью и его окружением; но Рене Леман, друг Анны Эргон-Дежардан, собирался в Нью-Йорк, и Сент-Экс хотел передать с ним письмо для Консуэлы. Андре Жид завтракал с Анной Эргон, когда Тонио завалился к ним в восемь часов утра.

– У меня машина у подъезда, – сказал он Жиду. – Мне доставило бы удовольствие прокатить вас на моей игрушке. – Он подразумевал, конечно, свой «лайтнинг». – Почему бы не прокатиться со мной до Мезон-Бланш?

– Не сегодня утром, старичок, – сказал Жид. – В следующий раз, да, я обещаю. – После чего, чтобы убедить самого себя, и никого больше, в серьезной причине отказа, он разразился принудительным кашлем. Андре не мог предположить, что ему никогда не придется нарушить свое обещание. Другого раза не будет.