С кем Сент-Экзюпери ужинал тем вечером, неизвестно, но беседа, должно быть, необычно затянулась. Поскольку в полвторого следующего утра, когда капитаны Лельо и Сиглер возвращались на виллу после проведенного вечера с какими-то итальянскими офицерами с «летающей лодки», служившими в военно-морском авиационном спасательном подразделении, они прошли мимо открытой двери комнаты Сент-Экзюпери и увидели нетронутую кровать.

«Странно, – заметил Лельо. – Он намечен на вылет на завтра». Эти высотные полеты были ужасно утомительны, даже для более молодых, чем Сент-Экс. Система взаимозамены, созданная для разведполетов, позволяла пилоту несколько дней отдыха между вылетами. Офицер по боевой подготовке Лельо настоятельно убедил летчиков ложиться рано спать в ночь перед вылетом. Отсутствие Сент-Экса, таким образом, показалось ему странным. Он всегда проявлял себя как наиболее добросовестный в подготовке к вылету, и его опоздание этой ночью было не нормально.

Они порассуждали какое-то время, что делать, и наконец Сиглер вызвался подменить его. Дипломированный выпускник Военной академии в Сен-Сире, Пьер Сиглер был первоклассным пилотом, который, если необходимо, мог летать по двое суток без сна. Он теперь должен был сесть за карты, чтобы разобраться в направлениях и затратах времени, требуемых для этого полета: аэрофотосъемка региона Гренобля. Задание по «картографии», типа того, что дали Сент-Эксу, означало «перепахивание» региона с фотографированием, как фермер пашет поле. Каждый заход рассчитывался точно по границе предыдущего, и 180-градусный разворот (фактически, ближе к 270-градусному повороту) в конце каждой борозды или «полосы» должен был производиться достаточно точно, чтобы не допустить промежутков между смежными полосами, каждая из которых (на двух сверхчувствительных камерах, закрепленных на «лайтнинге») была только в один километр шириной. Всегда существовала возможность, что основное задание могло быть трудно выполнимо из-за облачности или грубо прервано появлением вражеского истребителя, поэтому пилотам давали вторую цель как альтернативу, если достичь первой было нельзя. Обе цели тщательно подготавливались с обязательным минимумом детальных вычислений. Соответствующие пометки затем делались в блокноте, который уходящий пилот клал себе на колено. На все про все уходило час или два сосредоточенной работы над картой, которая почти всегда выполнялась за день до вылета. Это Сиглер теперь был должен сделать прежде, чем лечь спать. Ему потребовалось около полутора часов. В три часа, когда он, наконец, погасил свет, чтобы вздремнуть хоть несколько часов, Сент-Экзюпери все еще не возвращался.

История, хотя Сиглер вряд ли предполагал это, повторялась наиболее любопытным образом. В ночь перед вылетом на свой неудавшийся перелет в Сайгон в декабре 1935 года Сент-Экзюпери очень мало спал. Он не спал и этой роковой ночью 30 – 31 июля 1944 года. Когда он возвратился на виллу, никто не знает. Но следующим утром, немного после семи, в то время как Пьер Сиглер спустился вниз на завтрак, он с изумлением увидел, как Сент-Экс внезапно скатывается в небольшую гостиную. Он мрачно взглянул на Сиглера, словно сказал: «Хотели меня обмануть, а?» Но не сказал ни слова. Сиглер также промолчал и, закончив завтрак, возвратился наверх досыпать. На вилле Эрбалунга только пилоты, вылетавшие рано утром, были обязаны вставать ни свет ни заря. Но каждый вылет контролировался офицером по боевой подготовке (Жаном Лельо) или его заместителем (Раймоном Дюрье), если только командир эскадрильи (Рене Гавуаль) не хотел присутствовать лично. Этим утром 31 июля была очередь Раймона Дюрье.

Сент-Экс и Дюрье залезли в джип, который использовали для разъездов между квартирами и базой, и отправились вниз по холмистой дороге вдоль карниза через деревни Мьорно и Пьетранера с их скалистыми бухтами и пальмами и кипарисами, каменными виллами, ниспадающими бугенвиллеями, мимозой и гибискусами. Бастиа только пробуждалась к своей утренней жизни, и немногие из тентов магазинчиков были еще опущены, когда они проезжали по главной улице и сохранившимся с давних пор валам цитадели. Пятнадцать километров прямого шоссе, часть из которых проходила под веснушчатыми платанами, и вот он, левый поворот на небольшую проселочную дорогу, которая вела к летному полю Поретты, находящемуся на плоской, граничащей с морем равнине.

Механик, приехавший на другом джипе, уже стоял у «лайтнинга» номер 223, когда они добрались туда. Дюрье, скромный лейтенант из Тулузы, благоговевший перед Сент-Экзюпери, сказал что-то майору, пока помогал ему влезть в его теплый летный комбинезон с карманами, набитыми неприкосновенным запасом и карандашами, и, наконец, в надувной спасательный жилет пилотов. Кислородный баллон был привязан к его левой ноге для проформы. Сент-Экс знал очень хорошо: если что-нибудь пойдет не так, как надо, у него нет шансов. Его левая рука частично парализована, и он едва ли мог надеяться на то, что сможет открыть крышку кабины, как только крышка будет захлопнута. Проверка кабины утомительная, как всегда, и напряженная для потеющего пилота процедура… Но ничего необычного не выявили. Лишь после того, как самолет улетел, Дюрье внезапно вспомнил, что забыл проверить работу генераторов. Но это увидел бы Сент-Экзюпери на приборной доске в воздухе.

Впоследствии составленный текст сообщения следователей США указывает, что «Лайтнинг-223» вылетел из Поретты в 8 часов 45 минут с заданием по картографии к востоку от Лиона. Дюрье видел, как Сент-Экс слегка кивнул ему, когда Дюрье накрывал плексигласовый фонарь кабины, колодки были выдернуты из-под колес механиком, «лайтнинг» рванулся в конец взлетно-посадочной полосы для последующего взлета. Для заместителя офицера по боевой подготовке это была обычная работа, и никому не приходило в голову – ни ему, ни механику, – что они станут последними двумя людьми, видевшими Сент-Экзюпери живым.

Летная техника, которую практиковали Лельо и его подчиненные, была проста: следовало подняться на высоту, где тепловой след «лайтнинга» становился видимым, а затем снизиться на 500 или 1000 футов ниже, где след исчезал. Двигаясь ниже следа пара, пилот мог лучше разглядеть врага, когда немецкий истребитель поднимался вверх, чтобы напасть на него. Поскольку «лайтнинг» летал быстро, то если «мессершмитт» или даже более быстрый «фокке-вульф» шел на перехват со своим коброподобным ударом, он не сумел бы этого сделать, не распушив белый «свадебный шлейф», более заметный в зеркале заднего обзора, чем чернота истребителя.

Пилотам следовало поглядывать в зеркало заднего обзора каждые пятнадцать или двадцать секунд, чтобы удостовериться, все ли чисто позади них. В начале полета это было обычным делом, но трудности возникали, когда пилот приближался к цели. Обычно ему приходилось качнуть крылом, дабы, так или иначе, удостовериться, где он. Однажды, когда лейтенант Анри сказал Антуану: «Майор, я надеюсь, вы смотрите время от времени в зеркало заднего обзора», то ответ Сент-Экса отличался прямолинейностью: «Видишь ли, Анри, я делаю свою работу. Когда я нахожусь над целью, у меня нет времени волноваться о зеркале заднего обзора. Я смотрю вниз».

Сконцентрировался ли Сент-Экзюпери так напряженно на своей цели, что не сумел разглядеть «кобру» (как он назвал «мессершмитты» в «Военном летчике»), подползающую сзади для смертельного удара? Или его подвел двигатель еще раз? Израсходовал ли он кислород прежде, чем смог пойти на снижение? Или его просто «казнила» поломка в системе подачи топлива, вызванная проржавевшей трубкой? Мы никогда не узнаем. Но в полдень, когда радарные экраны должны были увидеть первые признаки возвращающегося самолета, на экранах не появилось вспышки, экраны были пусты.