А ведь все могло быть совсем не так. Где-то в другом мире она могла бы расслабиться, скинуть грязное платье, неторопливо помыться, поужинать… Не думать о насекомых и смерти, настойчиво обжигающей затылок своим ледяным дыханием.

Сарада заглянула напоследок в комнату Шисуи, будто бы все еще втайне надеясь, что он просто лежит на кровати с компрессом на глазах и ни его смерти на обрыве, ни ее схватки с Корнем — ничего этого не было.

В комнате никого не оказалось. Все то же смятое покрывало, пиала на прикроватной тумбе. На стуле у стены криво висела домашняя футболка Шисуи. Сарада сняла ее, уставилась на мелкую сеть полотна, и неожиданно для самой себя прижалась щекой к мягкой ткани. Нос щекотал знакомый запах, будто она не держала в руках пустую футболку, а прижималась к груди живого Шисуи. Глаза защипало от набежавших слез.

За шторой послышался громкий скрежет. Сарада вздрогнула и проглотила ком подступающих рыданий.

Корень?

В просвете занавески мелькнула черная птица. Сарада немного расслабилась, но напряжение все еще не покидало ее. Она опустила футболку Шисуи на кровать и тихо прокралась к балконной двери. Смутно припоминался рассказ Саске о вороне Итачи, который прилетал незадолго до гибели Шисуи.

Она отодвинула створку двери. Птица обиженно каркнула и отскочила. Сарада ступила на балкон и затаила дыхание. Внутри все похолодело: у ворона в правой глазнице мелькнуло что-то красное.

Шаринган Шисуи? Но это не Дроша.

Ворон каркнул, отошел, прихрамывая, к какому-то странному цилиндрическому свертку, перемотанному бумагой, и покатил его клювом к Сараде. Она присела и протянула руку, но птица вдруг больно ущипнула ее.

— Ай!

Сарада растерла укушенное место, чтобы разогнать боль, и осторожно выдернула сверток у птицы из-под носа. Ворон, резко наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, наблюдал за ней.

Посыльный Итачи. Это о нем рассказывал папа. Только что ему понадобилось?

Сарада развязала грубую веревку, сняла бумагу. В руках у нее оказалась пробирка, заткнутая пробкой. За стеклом пробирки ползали жуки. От страха Сарада едва не выронила пробирку из рук.

Насекомые… То, чего она так боялась.

Успокойся. Они за стеклом.

Она обратила внимание на бумагу, в которую была завернута пробирка. В мятых складках виднелись ржавые отпечатки то ли краски, то ли крови, а по центру аккуратным почерком значилось:

«Это все, что осталось от Корня. Не делай глупостей».

И подпись: «Дядя».

Сарада еще раз взглянула на пробирку во вспотевшей ладони и на записку. В голове воцарилась звенящая пустота. Где-то в глубине сознания родилось смутное понимание происходящего, но Сарада все никак не могла им разродиться.

«Дядя». Не «Учиха Итачи».

И это «дядя» настолько больно впилось в сердце, что Сарада едва не заплакала.

Насекомые и приложенная к ним записка свидетельствовали о том, что уничтожен не только Данзо, но и его приспешники, и пробирка как бы намекала, что в числе устраненных дядей шиноби был и член клана Абураме. Сарада все еще не до конца понимала, что происходит, но с плеч словно гора свалилась.

Мы с папой не умрем. Волны не будет.

Она снова посмотрела на пробирку и на записку. Потом на ворона-посланника. Отползла обратно в комнату, закрыла дверь, отрезая себя от кусачего посыльного, аккуратно положила на тумбу пробирку. Прикусила палец, сложила печати и приложила ладонь к полу. Появился Дроша.

Его Мангеке был на месте.

Сарада переводила взгляд с ворона Шисуи на питомца Итачи. У первого шаринган был в левой глазнице, у другого — в правой.

Если шаринган Дроши был на месте, значит, второй шаринган Итачи отобрал у Данзо.

Чтобы забрать то, что принадлежит мне.

Вот о чем он говорил.

Сарада мысленно фыркнула. С чего дядя решил, что Шисуи-сан завещал свой второй глаз ему? Но потом спохватилась. Все-таки они когда-то были друзьями, да и Шисуи перед смертью возлагал на Итачи большие надежды, которые казались Сараде утопией и бредом, но Шисуи все-таки оказался прав: Итачи не убил их, а его приход действительно спас им жизни.

Но почему он сделал это? И подписал...

Перед глазами вихрем пронеслись воспоминания. Встреча с Итачи на улице, накануне вечером. Его вопросы, ее обещание уничтожить организацию Данзо, дядино любопытство, недавняя стычка в курортном городке…

Не делай глупостей.

К горлу снова подступал ком, но на этот раз не от отчаяния и жалости, а восхищения и бесконечной благодарности. На какую-то долю секунды ей показалось, что она очутилась в далеком прошлом и рядом с ней лежит юный Итачи: слушает рассказы о будущем, кивает. А потом спрашивает так мягко: «Устала?»

Сарада выдохнула и вытерла пальцами слезы.

Ворон за окном взмахнул крыльями и упорхнул прочь с балкона.

****

Вечернее небо горело розовым цветом.

«Ветер будет», — сверкнула в сознании пустая мысль.

На душе развернулся такой великий покой, что Сараде казалось, она растворяется в теплом вечернем воздухе и ее давно уже нет. Не куноичи, не человек, а просто бесплотное облачко мыслей. Никому не нужна, никто не ждет, никто не заступится… Но все равно так легко и спокойно.

Она вышла из госпиталя и направилась в Резиденцию, забрать книгу по ядам. В груди было пусто и спокойно, и там же разливалась теплом благодарность к дяде.

Сараде казалось, за последние сутки она прожила целую жизнь. Девчонка, ходившая вчера вечером смотреть на водопад после тренировки с малолетним отцом, была совсем чужой: запутавшийся ребенок под крылом надежного доброго парня. Это не могла быть она.

Беды сваливались на нее одна за другой, слипались в огромный неподъемный камень и тянули на дно. Сарада захлебывалась и отчаянно пыталась бороться, но без толку, и лишь одна записка от Итачи избавила ее от убийственного груза.

Учиха Итачи был преступником и психопатом, так полагала Сарада. Она считала так до сих пор. Воспоминания о годе, проведенном в семье отца, казались ей нереальными, как и внезапная метаморфоза Итачи, который из заботливого дяди и старшего брата внезапно превратился в чудовище. Но сейчас этот человек, при всех своих грехах, дал ей и Саске право на жизнь. Он не убил их вчера, не убил сегодня. Даже кидающегося на него с фанатизмом самоубийцы Саске дядя всего лишь избил, но оставил в живых.

Нанадайме кричал, что Итачи сволочь, потому что сломал Саске несколько ребер и руку, но Сарада прекрасно знала, на что способен ее дядя, и