Люди самые степенные так рассуждают: смени Брызгалова, но объясни, за что: за то, что он не сумел своим обращением со студентами и своим авторитетом и своими распоряжениями предотвратить беспорядки – дабы студенты не могли подумать, что сменяется инспектор по их требованию: правительство, исследовав дело, сменяет, а не студенты сменяют своими криками. И я бы в сообщении так бы и формулировал: «Не допуская мысли, чтобы студенты могли шумными толпами и криками требовать удаления какого бы то ни было должностного лица и беспорядками достигать чего бы то ни было, учебное начальство только тогда признало нужным назначение нового инспектора, когда всестороннее исследование обстоятельств дела обнаружило недостаток распорядительности и авторитетности в отправлении бывшим инспектором своей должности». Но затем – что это все – сравнительно с главным? Источник и корень не только зла, но и опасности государственной – это Делянов. Какое он смущение и негодование возбуждает везде и во всех, трудно описать. Теперь, и только теперь, увы, когда поздно стало, когда все разгорелось в пожар в учебном мире, поняли все и повторяют то, что я говорил так упрямо и так долго один; что без любви нельзя вести дело воспитания и что исход деляновской политики – это революция и потоки крови. Нельзя давать университетским беспорядкам разрастаться, потому что сегодня это беспорядок в университете, а завтра, если его не затушат в стенах университета, он делается делом революции и анархии, и печальный опыт прошлых 30 лет кроваво доказал эту страшную правду; все началось и все развивалось в смысле революционной пропаганды посредством университетских беспорядков.

Молодежь – это обоюдоострый меч. Умеешь затрагивать ее хорошие струны, ее сердце, – она становится благотворною силою; начнешь с нею поступать недоверчиво, придирчиво, трусливо и жестко, нерешительно, дашь вид, что боишься ее, кончено – молодежь делается разрушительною силою. И что же? Разве этот Делянов министр Русского Государя? Разве он проявляет ум и сердце и храбрость? Где же преданность, наконец, его? Все меры, которые он сам должен принимать, он навязывает инициативе Государя, а сам, за ними прячась, говорит: это не я, это Государь! А все проявления любви, участия и доверия к молодежи он тщательно отстраняет от Государевой инициативы. Русский Государь должен быть, по милости Делянова, только карателем беспорядков, а Отцом молодежи, добрым ее Гением, не должен быть. Вот что все в возмущении говорят… Ведь кто должен был быть первым на месте беспорядков в Москве? Разумеется, министр, ибо первая его забота должна была быть затушить дело, дабы не огорчить Государя и избавить Государя от необходимости утверждать карательные и строгие меры на случай усиления беспорядков. И одна, две речи с сердцем министра к молодежи в стенах университета все бы спасли и все бы затушили.

Ведь теперь несомненно, что когда Капнист приехал в университет в первый раз, то буря была благодаря ректору[774] совсем успокоена; Капнист приехал, заговорил бестактно, раздались свистки, и пошло…

Но министр сидит взаперти, и одна полиция действует…

Ну и что же дальше? Дальше, увы, что от каждого закрытого университета – по несколько человек будет отряжено в Россию быть ожесточенными деятелями анархии, и увы: больше ничего!

И что за деморализирующий страх. Печати запрещают говорить о студентских беспорядках. Все в секрете шепчутся; жандармы носятся по городу, наводя панику и страх, за границу летят известия о революции, точно вся Россия в опасности и в осаде… И все это из-за студентских беспорядков, разгорающихся потому, что министру не угодно или страшно payer de sa personne[775] и твердым, ясным, но теплым словом говорить с молодежью лицом к лицу… Нет, это страшно!

И Бог да положит на душу Вам, Государь, не медля ни минуты отстранить такого незлобного, но опасного человека от школы… Он окружен аспидами и василисками, а сам без сердца; он думает, что Вам предан, он добросовестен, но так как у него нет сердца, он не чувствует, что поступает как враг Ваш в эту критическую минуту, ибо слушается не голоса сердца, не голоса Ваших интересов, а проклятых уст Георгиевских, Любимовых и Аничковых…

И еще раз смею повторить: послушайтесь Вашего старого верного слуги; даже у преданной собаки есть чутье на верного и неверного человека; чутьем души и сердца я твердо верю, что не даром и не напрасно, а ко благу называю Вам такое имя, как [В. Г.] Коробьин, например… Предчувствую, что оно не обманет.

Сегодня прибыл из Москвы мой помощник по военному отделу подп[олковник] Генер[ального] шт[аба] Теряков. Он рассказывал мне про Москву следующее. Был он во многих домах в Москве и в самых различных сферах, начиная с аристократических. Везде голос один: безусловное осуждение Капниста за бестактную речь, бывшую главною причиною пожара, и за нераспорядительность; причем эту бестактную речь приписывают тому обстоятельству, что он приехал в университет прямо с завтрака и был чересчур навеселе. О Брызгалове он слышал от студентов самых лучших семейств и самых мирных отзывы, полные ненависти и неуважения к нему. Между ними ходит молва, что одною из причин последних к возбуждению умов против Брызгалова было убеждение, что Брызгалов написал аптекарский счет на кассу студентов за угощение чаем и закусками во время репетиций к концерту, делавшихся у него в концерте.

Затем ненависть и неуважение к Брызгалову всех студентов происходило от его возмутительного по безнравственности и цинизму дуализма в обращении с студентами; с знатными и богатыми он не только был любезен, он заискивал в них, он пресмыкался пред ними, с бедными он был груб, дерзок, а иногда жесток и всегда бестактен. Эту разницу в обращении с студентами он всегда проявлял публично, и нередко доводил студентов до исступления, так что надо удивляться тому, как долго студенты могли терпеть Брызгалова, не бунтуясь, и в особенности тому, как мог его держать Капнист, к которому не раз тот или другой студент обращался с жалобою на Брызгалова.

Вот, например, два недавние эпизоды!

– Вы должны 65 рублей за книги, взятые из библиотеки, – говорит Брызгалов одному студенту.

– Я все книги до одной вернул, и в книге есть расписка.

– Книга потеряна, я вам не верю, извольте заплатить.

Студент в негодовании пошел к Капнисту с жалобою, Капнист ограничился только приказанием не требовать денег.

Другой эпизод.

– Вы не внесли денег за слушание лекций, извольте убираться, – говорит Брызгалов одному бедному студенту.

– Будьте так добры, подождите; мне мать пишет, что высылает деньги, у нас несчастье случилось.

– Мне никакого нет дела до ваших несчастий; деньги не внесены и убирайтесь; голь и нищих нам не нужно. Идите в сапожники, а не в студенты, коли нечем платить.

Вот исторически верные образчики обращения Брызгалова со студентами. Да при таких условиях кто бы не был бунтующим студентом!