Смирись с этим, — мрачно сказал он себе. — Как только ты отправишь их в атаку, ты сделаешь все, что сможешь, Рейнос. Ни за что на свете ты не сможешь осуществлять какой-либо контроль над этим чертовым кластером. Все это будет зависеть от ваших полковых и ротных командиров, да поможет им всем Бог.

— Теперь наша очередь, — продолжил он, демонстрируя им стальную решимость, в которой они так нуждались, хотя все они были достаточно умны — или, по крайней мере, он надеялся, что они были, — чтобы понять, что он знал о силе или позициях еретиков не больше, чем они. — Сомневаюсь, что они могли ожидать от нас столь быстрой организации атаки. Во всех сообщениях, которые мы получили до сих пор, говорится, что они все еще копают по ту сторону главной дороги. Если мы позволим им закончить копать, выкапывать их снова будет намного дороже.

На самом деле, если мы позволим им закончить копать, выкопать их обратно будет чертовски невозможно, Рейнос, — признался он себе с мрачной честностью.

Последние несколько часов с помощью грубой силы показали разницу между чарисийской конницей и чьей-либо еще. Деснаирские легкие всадники сражались так великолепно, как он и предполагал, но он сомневался, что потери еретиков составили хотя бы четвертую часть от их потерь. Чарисийцы были пехотинцами, сражавшимися в пехотном бою, и это было заметно. Если бы таким хорошим войскам было дано время должным образом подготовить свои позиции, лобовые атаки — которые были практически всем, что позволяла местность Киплингира, — стали бы такими же дорогостоящими и бесполезными, как атака на тесмарские укрепления графа Ханта. И если бы это случилось….

— Если мы не сможем вновь открыть главную дорогу, армия окажется в большой беде, — категорично сказал он, — и наш лучший шанс — сделать это сейчас. Если бы у меня был какой-то выбор, кроме как просить вас атаковать при таких обстоятельствах, я бы этого не сделал. Я знаю, что вы идете вслепую, без какого-либо четкого представления о том, где находится враг или насколько он силен, и знаю, что ваши потери будут тяжелыми. Но мы должны ударить по нему сейчас, как можно быстрее, пока он все еще пытается собрать все свои силы на позиции. «Найди кого-нибудь и сразись с ним» — вряд ли такой приказ понравится любому офицеру. К сожалению, это единственное, что я могу вам дать. Так что идите и вышибите к чертовой матери этих ублюдков-еретиков.

Его пристальный взгляд еще раз скользнул по их лицам. Затем он резко кивнул, и они отдали честь и повернулись обратно к своим командам.

Он смотрел им вслед, видя решимость — или, возможно, отчаяние — в языке их телодвижений… и возмущение, все еще сковывающее позвоночник полковника Хейтмина. Он не мог винить полковника, и, по крайней мере, Хейтмин проглотил свои протесты и принял его приказы. Но у деснаирца была точка зрения, и чертовски хорошая — на самом деле, Алверез только что сделал это сам. Его спешенные средние кавалеристы сегодня вечером были бы ужасно не в своей тарелке, и они заплатили бы за это столь же ужасную цену, но у Алвереза не было другого выбора, кроме как потребовать этого от них.

Даже герцог Харлесс признал это. На самом деле, Алверез был поражен тем, как быстро герцог одобрил его собственные планы по семафору. Возможно, полуголодное состояние армии Шайло имело какое-то отношение к этой решимости, хотя Алверез испытывал искушение заключить, что это также имело некоторое отношение к тому факту, что в прошлую пятидневку Харлесс отправил этого ядовитого маленького сопляка Фирнаха в Бранселик. Алверез был почти так же возмущен, как и разгневан, когда барон Тимплар подтвердил, что Фирнах совершил путешествие, чтобы лично досадить доларским квартирмейстерам из-за низкого приоритета, присвоенного пополнению запасов в передвижных винных погребах герцога Харлесса и графа Хэнки. Его отвращение немного ослабло, когда он узнал, что это была идея Фирнаха, а не его двоюродного дедушки, и в нынешних обстоятельствах он мог считать отсутствие барона одним большим плюсом.

В любом случае, Харлесс согласился, что немедленная атака, чтобы очистить главную дорогу, была необходима. Алверез не упомянул, что намеревался запустить ее, даже если бы Харлесс приказал ему этого не делать, но он счел согласие герцога желанным. И он нашел столь же желанным сообщение Харлесса о том, что тот приказал Хэнки немедленно начать переброску дополнительных деснаирских сил, чтобы поддержать его. Было бы еще лучше, если бы практически вся деснаирская пехота не была привязана к грязным осадным линиям перед фортом Тейрис, но Харлесс специально уполномочил его спешивать кавалерийские подразделения и использовать их в качестве пехоты. Даже в своей крайности Алверез обнаружил, что размышления о том, как этот идиот Хеннет отреагирует на эти приказы, могут вызвать у него короткую улыбку.

Улыбка исчезла при мысли о потерях, которые собирались понести эти всадники, но правда заключалась в том, что они потеряли так много лошадей от голода, что почти трети из них больше не с чего было слезать.

Тем временем он приказал всей своей пехоте двигаться на запад. Они доберутся до него раньше, чем это сделает деснаирская пехота, и, вероятно, они ему понадобятся… позарез. Он сказал своим подчиненным, что их лучший шанс сломить еретиков — это ударить по ним сейчас, немедленно, и это было правдой. Но он также знал, что, если они не выполнят эту задачу, армия Шайло будет обречена. Так что, если они не разгромят еретиков сегодня вечером, у них не будет другого выбора, кроме как завтра попытаться снова.

* * *

Полковник Албейр Паскейл глубоко вздохнул. Ночной воздух был холоднее и влажнее, чем раньше. Пахло свежим дождем, и, как бы ни было холодно, дождь вполне мог превратиться в мокрый снег или даже снег, если он все-таки появится.

Это было бы все, что нам нужно, — мрачно подумал он. — Ледяной каток под ногами вдобавок ко всему остальному. Замечательно.

Пехотный полк Паскейла находился примерно в пятистах ярдах (трудно было точно определить расстояние) к югу от главной дороги, пробираясь через густой лес, а за ним еще три полка. Теоретически они продвигались колонной; на самом деле по такой местности не могло двигаться ничто столь аккуратное, как колонна.

Киплингир мог похвастаться немногими титановыми дубами, обычными для менее умеренных широт, а те, что у него были, возвышались, как рассеянные часовые, над бугристым зеленым пологом меньших собратьев. Это был лес из псевдодуба, псевдотополя, небесного гребня, когтистой ветви и скаббарка. Хорошей новостью было то, что это был в основном зрелый лес, так что, по крайней мере, первые двадцать футов деревьев когтистой ветви были свободны от их неприятных шипов, а между деревьями псевдотополя было приличное расстояние. К сожалению, неосвященные леса в умеренном климате, подобном этому, как правило, легко воспламеняются. Действительно, регулярные летние и осенние пожары были частью их жизненного цикла… мысль, которая делала возможность мокрого снега или снега немного менее раздражающей, учитывая все выстрелы из винтовок и пистолетов. Это также означало, что даже в зрелом возрасте большинство этих деревьев редко достигали высоты более девяноста футов — и это были псевдотополя, самые быстрорастущие из всех — и что у них было гораздо больше подлеска, чем было бы дальше на север.