По мере приближения зордалодов и зерателя к центральной площади росла и паника, ведь слух о том, что вестники смерти уже тут, расползался быстрее, чем шагали сами вестники. Однако зордалоды остановились не на главной площади, а рядом с одним высоким и мрачным строением. В разных городах были возведены различные храмы, в которых почитаются в основном выдуманные боги. Тот же Орун. И бессмертные не обращали на них внимания. Однако здесь было нечто другое. Четырёхлучевой белой звезды — символа этого божества — не было выгравировано на этом здании, что лишь означало одно — здесь поклоняются кому-то другому. И зордалоды решили посмотреть, кому именно. Тяжёлые створы бесшумно отварились, и все шестеро оказались в просторном помещении. Вместо привычных рядов скамей здесь был просто холл. Справа и слева чередовались колонны и статуи. Каждый монумент изображал кого-то, облачённого целиком в балахон, а на голову был натянут капюшон. А в конце этого помещения располагался монумент побольше: тот же некто, с ног до головы покрытого чёрным балахоном. Только его голова была не опущена, а поднята. И всё же его лица не было видно, ведь под капюшоном была пустота. А завершающий штрих в образе этого существа не оставил никаких сомнений, кто бы это мог быть — коса. Да, это был, как бы странно ни звучало, храм Зораги. И сейчас тут было всего пятеро человек, которые стояли возле самого монумента и, сложив руки в замок у своих подбородков, молились ему, каждый про себя. Зордалоды и Кивтик проследовали к изваянию духа гибели и стали взирать на него. Влад сказал: «Он выглядит совсем не так» Люди прервали свои молитвы и воззрились на него. Следопыт его поддержал: «Согласен. Я не понимаю, как можно делать изображения того, кто не имеет физического обличия?» Мужчина, стоявший рядом, спросил: «А как же он выглядит?» Влад отвечал: «Это не имеет значение. Главное то, что он хотел сказать» Второй мужчина откликнулся: «А что он хотел сказать? Озарите нас его волей» Раболепие — это тоже грех. Всегда и во всём должно быть здравомыслие. Ни один великий не приемлет слепого повиновения. Эти люди не могли служить Зораге, потому что он — не господин. А если бы и стал господином, то уж точно не живых. Эти пять служителей пришли сюда по разным причинам: кто-то искал спасения, кто-то — величия, а кто-то просто блуждал в собственных мыслях, задавал вопросы и придумывал к ним ответы. Его заблуждения родили в нём пустые измышления, из-за чего он и пришёл сюда. Ни один из стоящих тут не был чист. Никто из них не был пригоден к тому, чтобы получить бессмертие в награду. А потому, ничего не сказав, они вышли из этого храма, чтобы продолжить путь к центральной площади.

Все прилавки были пусты, но люди всё равно суетливо перемещались туда-сюда. Некоторые останавливались, смотрели на людей в чёрных облачениях и перешёптывались друг с другом. Однако в целом никто не обращал на них внимания. Когда же они остановились ровно посередине, то заговорила Алиса. Её голос, усиленный зора, был устрашающ. Выглядело совсем неправдоподобно, когда такие громогласные слова изрекает юный зордалод. Однако никто не сравнивал этого, потому что мощь её голоса и содержание речей были жуткими. А потому достигали сердец людей, из-за чего они стали суетиться ещё сильнее. Озвучив все пороки, которые творились в стенах этого города, а также предупредив, какая участь за это их ожидает, вестница гибели вместе со всеми остальными отправилась обратно. Кивтикиан, следуя за ними, спросил: «А как именно будет происходить это уничтожение?» Алиса отвечала ему: «Прилетит Дандор» И филёр погрузился в собственные раздумья. Он всё ещё продолжал блуждать в собственных думах. С того момента, как ему пришлось убить человека, чтобы напитать себя его жизненной силой, прошло уже достаточно времени. Но всё-таки недостаточно для того, чтобы голод давал о себе знать. А ведь он возвращался. Лёгкая, еле заметная слабость в сердце начала одолевать его. Но пока что удерживать себя в руках было легко. Вампир надеялся, что у него ещё будет время, чтобы взвесить всё. Да, он стыдился, он боялся этой жажды, мечтал от неё избавиться. И, казалось бы, вот, избавление идёт рядом. Нужно только сказать: «Я готов», после чего эта проблема уйдёт навсегда. Вообще все проблемы уйдут навсегда. Однако цена была слишком высока. Естественный страх перед смертью, нежелание потерять себя и, самое главное, неизвестность пока что отталкивали Кивтикиана Архируса принять это решение. Но никто и не думал против его воли обращать в другое существо. Конечно, знания о саткарах и тем более о зерателях были бы очень даже кстати. Но это существо не было порочным. Несовершенным — да, а иначе он смог бы обуздать свой голод. Но свои пороки он сдерживал. А потому мы не можем пойти против воли зерателя. Поэтому всем мы ждали того, что он скажет.

Когда зордалоды и вампир оказались за чертой города, зелёный туман расступился перед ними, чтобы дать возможность саткару не задохнуться. В этот момент над головами пролетел костяной силуэт. Дарг снизился, подлетая к поселению, и принялся опалять его зелёным пламенем зора, который он изрыгал из своей жуткой пасти. Город взревел от страха. Но хранитель знаний смерти не ограничился только лишь одним пролётом. После того, как он трижды опалил Хат’румбер, его громоздкое тело опустилось туда, чтобы применять воскрешающую силу смерти на тех, чей дух был уничтожен зелёным сиянием гибели. Но путешественники уже не видели этого и двигались на юго-запад, туда, где располагалась Талита.

Осталось всего два пункта на карте, в которых ещё зиждились следы греха. После чего все эти земли будут принадлежать великой тьме. Кивтикиан также понимал это, а потому усиленно думал над тем, что он будет делать дальше. До этой деревни было 3 толнора ходу, а потому он располагал временем. Но всё же ему пришлось принять решение раньше, потому что за два толнора его жажда усилилась, и, Константин, предрекая дальнейшие действия вампира, заговорил с ним: «Ты уже испытывал это, и знаешь, к чему всё идёт. Обострение чувств не позволит тебе спокойно ходить среди живых. Их сердцебиение, их дыхание, их кровь будут сводить тебя с ума. Ты не потеряешь контроль. Ты уже потерял его. Твоим мышлением правит не твоя воля, а твой голод. И, пока в тебе ещё остались частицы здравомыслия, мои слова могут достучаться до тебя.