В.: Верно ли то, что «Сибнефть» всего пару месяцев спустя приняла решение распределить дивиденды общей стоимостью 612 миллионов долларов?

О.: Но насчет времени я не помню точно, но в принципе я с вами согласен.

В.: 17 августа 2001 года «Сибнефть» выплачивает дивиденды в размере 612 миллионов долларов. И вы хотите сказать, что компания, которая может выплатить такого размера дивиденд, может стоить 1,3 миллиарда долларов буквально за два месяца до того?

О.: Да, правильно. Мы говорим о первом крупном дивиденде во всей российской отрасли. Во всей промышленности на самом деле, не только нефтяной. Было ли это возможным, устойчивым, допустимым уровнем выплаты дивидендов? Ну, кто знает?

Судья Элизабет Глостер: Я не понимаю, когда вы говорите, что «мы говорим о первой крупной выплате дивидендов во всей российской промышленности, не только в нефтяной отрасли». Вы говорите, что это был первый крупный дивиденд, который вообще где-либо в России в то время объявлялся, в любой отрасли?

О.: Да, совершенно правильно.

Г-н Рабиновитц: И не только объявили дивиденд, который составляет примерно половину того, что, как вы утверждаете, было рыночной капитализацией компании. Но за 10 месяцев до этого вы сообщили о продаже 1 % компании за 100 миллионов долларов, то есть фактически признавая, что компания сама стоит порядка 10 миллиардов.

О.: Да, правильно, и, по-моему, вчера мы об этом с вами уже говорили. Мы хотели продать эти акции по этой цене, таково было намерение.

В.: Видите ли, господин Швидлер, те показания, которые вы даете во втором и третьем пунктах своих свидетельских показаний, это хороший пример того, как вы хотите давать совершенно нереалистические показания, если только это поможет господину Абрамовичу выиграть это дело. Это правильно?

О.: Нет, это совершенно неправильно.

В.: Теперь я хотел бы задать несколько вопросов по поводу РУСАЛа.

Судья Элизабет Глостер: Прежде чем мы уйдем с пункта 203-го, последняя фраза: «1,3 миллиарда долларов соответствует порядка 100 %». Вы в то время это сопоставление сами для себя проводили? Вы помните об этом?

О.: Я не помню. Я думаю, я отслеживал капитализацию «Сибнефти», но ответить на ваш сейчас вопрос я не могу, я не помню.

Судья Элизабет Глостер: Вы, по-моему, раньше говорили, что вы это не обсуждали с господином Абрамовичем.

О.: Мы обсуждали цифру. Это была огромная, колоссальная цифра с точки зрения объема денежных средств. Я видел недавно статью с иллюстрацией того, что можно было бы купить на эти деньги. Можно было купить весь Сбербанк, который является российским банком. Можно купить 10 % «Газпрома». Это были деньги, которые составляли 100 % активов Пенсионного фонда.

Судья Элизабет Глостер: Да, господин Рабиновитц, пожалуйста.

Г-н Рабиновитц: Теперь хотел бы задать вам серию вопросов относительно РУСАЛа, господин Швидлер. Прежде чем я это сделаю, хотел бы спросить у вас, вы согласны с тем, что неправильно подписывать фальшивый, подложный документ?

О.: Да, я согласен с этим.

В.: Я правильно понимаю, что вы обычно не подписываете договора, в которых содержатся заявления или заверения, которые не соответствуют действительности?

О.: Да.

В.: Давайте посмотрим некоторые договорные документы, которые вы подписали, господин Швидлер. Это рамочное соглашение от 10 февраля 2000 года, в соответствии с которым алюминиевые активы приобретались. Далее они были слиты с алюминиевыми активами Дерипаски, и была создана компания РУСАЛ. Подтвердите, пожалуйста, что вы подписали именно этот документ. Вы прочитали этот договор, прежде чем его подписать?

О.: Да.

В.: Вы здесь видите, 1-я сторона — это: «Роман Абрамович, Евгений Швидлер, Бадри Патаркацишвили и компании, представленные ими». То есть вы описаны здесь как один из покупателей алюминиевых активов, да?

О.: Я описан здесь как представитель с той стороны, которая приобретает активы.

В.: Вы здесь охарактеризованы как одна из сторон, которая приобретает активы.

О.: Как представитель. Я не хочу с вами спорить, но различие важное. Те люди, которые здесь перечислены как покупатели, не все были покупателями. А те люди, которые здесь перечислены как продавцы, все продавцы. Но активы, например, которые принадлежали каждому из них и которые держал каждый из них, не обязательно принадлежали на праве собственности.

Судья Элизабет Глостер: То есть вы хотите сказать, что там было какое-то договорное обязательство у каждого из продавцов? Продать независимо от того, принадлежат им какие-то акции реально или нет?

О.: Да, я бы так сказал. Можно ли обратиться в суд, например, с этим документом? По этому поводу у меня никакого мнения нет, я не знаю. Но считал ли каждый из перечисленных лиц себя обязанным выполнить обязательство? Ответ: да, считал.

Г-н Рабиновитц: В своих свидетельских показаниях вы говорите, что причина, по которой вы хотели, чтобы Патаркацишвили подписал этот договор, заключалась в том, что: «…это был сигнал рынку, что это „его“ сделка, что он защищает активы». Когда вы говорите о рынке, кого вы имеете в виду?

О.: Небольшую группу людей, которые здесь присутствуют, и люди вокруг них, которые были в ближайшем их окружении.

В.: А почему нужно было бы для этих людей знать, что Патаркацишвили подключен к этой сделке, причем посредством именно подписания им этой сделки? Все эти люди и так уже хорошо знали, что господин Патаркацишвили был вашим, как вы говорите, человеком, да?

О.: Да. И именно поэтому, если он вдруг потом отказался бы подписать, то это было бы воспринято как очень плохой сигнал. И странно бы выглядело.

В.: А почему вам необходимо было подписать этот контракт, господин Швидлер?

О.: По той же самой причине, я вел переговоры со всеми этими людьми. Я был тот человек, который фактически все оговорил. То есть если я вдруг сказал бы: «А вот подписывать я не буду», то это очень плохо выглядело бы.

В.: Но самое главное, что господин Абрамович подписал, тогда ваша подпись не имела бы значения.

О.: Имела бы.

В.: То есть вы пытались рынку послать сигнал, когда подписали соглашение? Этот сигнал заключался в том, что с текстом соглашения вы тоже согласились?

О.: Вы путаете тут две разные ситуации. Вот мы сидим за столом, готовится документ, мы его обсуждаем, а потом вдруг я его отказываюсь подписать. Это первая ситуация. Это плохо бы очень выглядело для людей, которые сидели через стол напротив нас. Если же мы говорим о более широком понятии рынка, то если бы я не подписал, это, действительно, не имело бы никакого значения.

В.: Но и вы, и Патаркацишвили могли бы подписать этот контракт, не фигурируя там в качестве покупателей.