новый клинок. — Я принял его ещё тогда, и лишь моё положение вашего пленника не позволило мне дать сэру Элоту удовлетворение. Однако сейчас ничто этому не препятствует, а потому я прошу вас позволить нам сразиться.

— Что за блажь, Марк? — холодно осведомился маркиз Делвин-Элидир. — Надеюсь, ты не забыл, что находишься здесь с ответственной миссией, порученной тебе королём, и не вправе предпринимать какие-либо действия, которые могут помешать переговорам?

— Переговоры окончены, ваше сиятельство, — резко ответил де Сегюр. — В данном случае речь идёт о чести. Если мой противник считает меня мерзавцем, что является его правом, я не хочу, чтоб он при этом ещё счёл меня и трусом! Я принял вызов и должен вступить в поединок. Если для этого необходимо сложить с себя возложенные на меня его величеством полномочия...

— Это излишне! — перебил его Ликар и обернулся к Делвин-Элидиру, хмуро смотревшему на своего своенравного друга. — Право же, маркиз, если здесь задета честь, то мы с вами не вправе препятствовать этим рыцарям защищать её. Вызов сделан и принят по всем правилам. Мы с вами будем следить за поединком и можем заранее условиться, что если всё пройдёт без нарушений, то каким бы ни был его результат, он не имеет отношения к нашим переговорам и не повлечёт для них никаких последствий. Отнесёмся к этому, как к частному делу, каковым оно и является.

Маркиз сдержанно поклонился энферу и только после этого коротко кивнул Марку, показывая тем самым, что допуская эту дуэль, он идёт на уступку энферу, но никак не ему.

После этого противники смогли, наконец, скинуть плащи и камзолы и, взяв в руки мечи, вышли на ровную площадку, которую тут же окружили зрители. Элот напал первым, и его стремительный мощный удар почти достиг цели, остриё меча скользнуло по предплечью Марка и на его белой сорочке появилось алое пятно крови. Но это был последний удар, который он пропустил. Элот был опасным противником, опытным воином, и всё же ему недоставало проворства, чтоб одолеть Марка. Может, он был слишком прямолинеен, а, может, поддался эмоциям, но все его действия были понятны и предсказуемы. Марк ловко уклонялся от мощных ударов, парировал остальные и при этом атаковал из любой позиции, заставляя Элота суетиться и ошибаться. Он сохранял хладнокровие и, наблюдая за соперником, не торопился, ожидая возможности закончить поединок победным ударом. Наконец, такой шанс ему представился. Когда Марк, словно зазевавшись, повернулся к нему боком, Элот, поддавшись на эту уловку, высоко поднял меч, чтоб нанести сокрушительный удар. В тот же миг Марк легко сместился в сторону и, развернувшись, ударил его рукоятью меча в солнечное сплетение. Должно быть, великан забыл, что на сей раз его грудь не прикрыта доспехами, или просто не ожидал такой дерзости, но он ахнул, на какое-то мгновение растерялся и тут же рухнул на землю в результате внезапной подсечки под колени. Его меч отлетел в сторону от резкого удара, и он замер с остриём у горла, свирепо глядя на стоящего над ним Марка.

На мгновение вокруг воцарилась тишина, которую прервал голос энфера:

— Что вы станете делать, барон?

Предполагалось лишь два выхода: либо закончить дуэль смертельным ударом, либо ещё раз предложить противнику мир.

— Как ты думаешь, Элот, почему я ударил тебя рукоятью, а не клинком, когда ты так опрометчиво открылся мне для удара? — спросил Марк, опуская оружие. — Я не испытываю к тебе неприязни и не считаю тебя своим врагом, а потому не собираюсь убивать. Я дал тебе возможность убить меня, но ты не смог ею воспользоваться. Давай покончим с этим раз и навсегда. Но для этого ты должен сказать мне, чем я вызвал твою ненависть.

— Адалина! — прошептал Элот, глядя ему в глаза. — Девочка умерла из-за тебя.

— Верно... — устало согласился Марк и опустился рядом с ним на колени. — Мне жаль, Элот, — тихо проговорил он, покаянно склонив голову. — Я любил её, я хотел сделать её счастливой. Я и помыслить не мог, что моя любовь приведёт её на эшафот. Если б я знал, что такое возможно, я бы не стал даже приближаться к ней. Она была невинным ребёнком, находилась под опекой альдорены, она ничего не знала о моих делах! Я признаю, что она пострадала из-за меня, и мало что могу сказать в своё оправдание. Эта вина и эта боль тяжким бременем лежат на моей душе, и я не собираюсь снимать это бремя. Мне нужно было забрать её с собой из луара.

— Кто б тебе позволил? — проворчал Элот, хмуро глядя на него. — Да она б и не поехала с тобой.

— Кто знает, — вздохнул Марк. — Она меня любила.

Элот приподнялся и задумчиво смотрел на его склонённую голову, а потом протянул руку и за подбородок поднял её, чтоб взглянуть ему в глаза. Заметив, что они блестят от слёз, он пробормотал:

— Ты не должен был морочить голову девочке, если занят таким опасным делом, Марк.

— Пожалуй, — кивнул тот.

Элот тяжело встал и протянул ему руку.

— Если ты осознал, к чему привело твоё легкомыслие, и раскаиваешься, у меня нет больше причин для вражды. Я согласен на примирение.

Марк сжал его руку и поднялся с колен.

— Ну, вот видите, маркиз, иногда для того, чтоб достичь мира, нужно вступить в поединок, — одобрительно кивнул энфер, обернувшись к Делвин-Элидиру.

Маркиз задумчиво кивнул, заметив печаль на лице своего друга, однако, воздержался от вопросов, тем более что где-то вдалеке затрубили рога загонщиков, нашедших в лесной чаще оленя. Энфер нетерпеливо осмотрелся и щёлкнул пальцами, призывая своего оруженосца, державшего за повод его коня.

Вечером того же дня по случаю удачной охоты снова был устроен пир, который на сей раз состоялся за городом среди шатров алкорского лагеря. На поляны выставили столы, неподалёку повара жарили на кострах двух оленей, трёх кабанов и неисчислимое количество мелкой дичи, подстреленной охотниками. Слуги сбивались с ног, принося на столы блюда с закусками и разливая по кубкам вино из больших кувшинов. Среди гостей были как члены обоих посольств, так и именитые горожане Магдебурга. За прошедшие дни между ними установились столь дружеские отношения, что теперь алкорцы и земляне сидели вперемешку и наперебой поднимали тосты за луар Синего Грифона и Сен-Марко, за великого альдора и молодого короля.

— Меня