— Смехотворная мысль! Гаэтан никогда бы не доверился шантажисту.

— Надо же, вы и об этом умолчали. Значит, Томассен шантажировал Гаэтана?

— Это очевидно. Как вы думаете, почему «Кутюрье дез Элегант» существует столько лет? Итак, мсье Легри, что вы решили?

— Я должен подумать. Свяжусь с вами позже. Я выйду здесь.

Фиакр остановился на углу моста Конкорд.

— Я могу вас отвезти…

— Благодарю вас, я хочу размять ноги.

Он шел по мосту на другой берег Сены, пинал носком ботинка камешки и напряженно размышлял.

— Чистой воды небылицы, — бормотал он себе под нос. — Эта женщина морочит мне голову.

Его быстрый, цепкий ум прокручивал разные варианты развития событий, он перебирал имена тех, кто мог прочесть личный дневник Софи Клерсанж, где она якобы изложила свой оригинальный план, говорил сам с собой, умолкал, рассуждал снова и снова.

— Мать, мадам Герен — возможно, Сильвен Брикар, что тоже вполне вероятно. Хромой: какой у него мотив? И почему две разных подписи: Анжелика и Луиза? Не понимаю. Жозеф прав: предоставим это дело Лекашеру… Нет, слишком рано, остается еще Томассен. Он замешан в убийстве? Или сам потенциальная жертва? Нужно встретиться с ним как можно скорее.

На улице Риволи Виктор свистом подозвал свободный фиакр.

Воскресенье 25 февраля

Как высвободиться из объятий Таша, не разбудив ее? Виктор осторожно пошевелился и тут же замер: дыхание жены участилось, она что-то тихо пробормотала во сне. Шелковистые простыни обвивали их тела. Он спустил ноги на ледяной пол и оглянулся: Таша спала и видела сон, содержание которого он никогда не узнает. Ее тело вздрагивало, влажные губы шевелились, словно она вела с кем-то диалог.

Виктор торопливо оделся и написал ей покаянную записку: он вынужден уйти из дома, у него деловая встреча, о которой он забыл ей сказать, но обещает вернуться еще до полудня. Если задержится, придется придумать какую-нибудь отговорку.

Он прихватил с собой горбушку хлеба и яблоко. Угнездившаяся в глубине егогардероба кошка, громко мурлыкая, облизывала своих котят. Она проводила хозяина, тихонько мяукнув ему вслед.

Улица Фонтен медленно стряхивала с себя ночное оцепенение. Редкие прохожие брели по тротуару, сгибаясь под порывами ветра. «Сегодня воскресенье, и ты мчишься в цирк, совсем как в детстве, — сказал себе Виктор. — Но ты всегда ненавидел клоунские эскапады, над которыми хохотали другие мальчишки, они казались тебе вульгарными и даже опасными…»

Абсалон Томассен заперся в гримерке, надел сценический костюм, нанес на лицо крем и загримировался. На репетиции долгожданного номера должны были присутствовать директор Зимнего цирка, несколько машинистов, любопытствующие собратья по цеху и молодой акробат Василий, ученик Томассена.

В ротонде пахло опилками, навозом и пылью. Привычный запах помог Абсалону расслабиться, противный комок под ложечкой сразу же исчез. Но когда он снова поднял глаза к зеркалу и вгляделся в свое отражение, то почувствовал, как возвращается терзавший его всю ночь страх. Ужасное воспоминание об залитых кровью рисунках и надписи на трюмо удавкой стискивало горло, мешая дышать. Он сделал глубокий вдох, шумно выдохнул через рот и почувствовал нестерпимую жажду. Но ни дыхательные упражнения, ни глоток свежей воды не помогли ему успокоиться.

В дверь постучал Василий: директор Франкони начал проявлять нетерпение. Абсалон сделал последнюю попытку прогнать из головы все мысли, как это делают пловцы перед прыжком в воду, но не сумел избавиться от ощущения, что с ним вот-вот случится удар.

Виктор без труда проник в цирк, прокрался к лестнице, которая вела к скамьям под конным фризом, и выбрал место у самой арены, чтобы оказаться как можно ближе к Абсалону Томассеном, когда тот закончит номер.

Свет свисающих из-под свода люстр освещал только нижнюю часть зала и арену, над которой реквизиторы натягивали страховочную сетку. Колосники оставались в тени, из которой выступали лишь кресла первых рядов с белыми деревянными спинками и красными бархатными сиденьями.

Человек во фраке и котелке уселся в одно из них. Виктор предположил, что он и есть директор, о котором говорил Жозеф. Потом его внимание переключилось на арену, над которой крутился на тросе артист, больше напоминавший марионетку, чем человека. «Странно, что не звучат фанфары», — подумал Виктор. Акробат с набеленным лицом зажимал зубами прицепленную к тросу пробку и крутился все быстрее и быстрее, его украшенное стразами трико сверкало разноцветными отблесками, превращаясь в огненную черту. Постепенно вращение замедлилось, акробат замер и перехватил трос мускулистой рукой, отведя его в сторону. В тот же момент молодой ассистент с силой толкнул к центру две трапеции, и они начали раскачиваться. Великий Абсалон находился метров на двенадцать выше. Когда первая из трапеций оказалась перпендикулярно полу, акробат нырнул в пустоту, ухватился за нее и снова полетел, потом мгновенно перехватил руки, сделал полуоборот и оказался лицом ко второй скользившей к нему трапеции. Он раскачался, выбросил тело вперед и на мгновение замер. В воздухе что-то мелькнуло, черный шар врезался ему в затылок, и Абсалон Томассен рухнул в страховочную сетку. Зал замер в изумлении, кто-то закричал, началась паника. Виктор вскочил, обшаривая взглядом трибуны, увидел метнувшийся к выходу силуэт и кинулся в погоню, расталкивая артистов и машинистов сцены. Он выбежал на бульвар Фий-дю-Кальвер, где оставил велосипед у будки контролера фиакров, и успел заметить хромого: тот вскарабкался на сиденье двуколки с надписью «Перевозки Ламбера» и послал лошадь в галоп.

«Хромой! Значит, это он», — подумал Виктор, подпрыгивая на сиденье велосипеда по булыжнику мостовой.

Погода, на его счастье, стояла сухая, экипажей было немного, и он не терял повозку из виду. Она свернула налево в первую же улицу и покатила в сторону бульвара Ришар-Ленуар.

Знает ли хромой, что за ним следят? Похоже, нет. Убийца пытается скрыться с места преступления, что вполне закономерно. Шлюзы моста Жеммап мелькали мимо один за другим, но натренированный глаз фотографа машинально отмечал детали, достойные быть запечатленными на пленке: хлопающее на ветру белье на веревке, шарманщик, ругающий пса, задравшего ногу на его инструмент, военный в красных брюках, обнимающий полногрудую дамочку.

Двуколка свернула на улицу Эклюз-Сен-Мартен. Виктор, стараясь держать дистанцию, обогнул тележку угольщика и съехал в водосточный желоб. Метров через двадцать у велосипеда лопнула задняя шина. Виктор чуть не задохнулся от злости, решил искать помощи на почте и тут заметил паренька лет двенадцати — тот стоял, сложив на груди руки и привалясь спиной к стене, и с любопытством наблюдал за происходящим.

— Эй, парень, хочешь заработать пять франков?

— Надо подумать.

— Половина сейчас, остальное — когда вернешься.