— Я закончила печатать третью главу «Букета дьявола», — сообщила она мужу.

Оставшийся на складе Виктор мысленно подводил итоги.

— В бессвязном рассказе Жожо было нечто принципиально важное, но что? Миллионер участвовал в процессе вместе с миссионером, покровителем сирот. Мирей Лестокар тоже говорила о человеке, который заботился о детях и пристроил Лулу на работу белошвейкой… Кто говорил тебе, что работал в африканской миссии?.. Отец Бонифас! Да, и он же защищал Луизу Фонтан. Чертов кретин, почему я раньше о нем не подумал?

— Виктор, вы не знаете, куда мы поставили «Политические портреты» Ипполита Кастийя? — крикнул сверху Кэндзи.

Виктор поднялся в зал и откопал связку томов под произведениями Мармонтеля. Кэндзи не терпелось сбыть с рук залежавшиеся книги, и он принялся соблазнять парочку рантье, которые жаждали за небольшую плату составить библиотеку — не для чтения, а для красоты и престижа. Тома в кожаных переплетах как нельзя лучше подходили для этой цели.

Когда спустился Жозеф, Виктор отвел его в сторонку и шепнул на ухо:

— Я ухожу, извинитесь за меня перед Кэндзи, придумайте что-нибудь… Мне нужно на улицу Монжоль. Ваша информация навела меня на кое-какие мысли, придется снова побеседовать с отцом Бонифасом.

— А я что буду делать? Бить баклуши?

— После обеда отправитесь на разведку в Зимний цирк и раздобудете адрес Абсалона Томассена.

— Велосипед не возьмете?

— Нет.

«Зимний цирк… Отличное место действия для моего романа, — подумал Жозеф, затосковав по своему литературному детищу. — Так что там с Вельпо? Кто он — путешественник? Ученый?»

Он уже собрался заглянуть в словарь, но его подозвал Кэндзи.

Резкие порывы ветра гнали по небу свинцовые облака, но квартал Монжоль выглядел празднично. Свет горящих за стеклами керосиновых ламп отбрасывал золотые блики на узкие улочки, провонявшие жареной селедкой, алкоголем, табаком и нечистотами. На темном, защищенном от ветра перекрестке улиц Монжоль и Аслен ватага сорванцов стреляла из рогаток по пустым бутылкам, звенело разбитое стекло, разлетались в стороны осколки. По тротуару вдоль жалких домишек и пользующихся дурной славой гостиниц в ожидании субботних клиентов из Ла Виллетт и Бельвиля прохаживались проститутки в сопровождении сутенеров. Одна из них сделала знак Виктору: это была Марион, он видел ее с ребенком на руках у отца Бонифаса.

— Вы вернулись?

Виктор не успел ответить — за его спиной раздался визгливый голос:

— А ну-ка, отвали, этот красавчик мой!

Виктор повернулся. Перед ним стояла Моминетта в обтягивающем шерстяном платье с большим вырезом. Ее глаза были жирно подведены, губы накрашены яркой помадой. Марион и не подумала уступать.

— Только тронь, я позову на помощь! — взвизгнула она.

Виктор примиряющим жестом развел девиц в стороны.

— Я здесь не для… того. Мне нужен отец Бонифас.

Женщинам стало стыдно, они переглянулись и отступили к темно-красной стене «Отель дю Бель Эр»: точь-в-точь неистовые вакханки с греческой амфоры.

— Он пошел навестить Жирафу. — Марион указала пальцем на гостиницу «56 ступеней» — чтобы добраться до нее, надо было подняться по трем лестницам улицы Аслен.

Виктор не понял, как такое огромное животное могло протиснуться на этот Двор Чудес. Моминетта догадалась, о чем он подумал, и пояснила:

— Это прозвище Жозефины Пегрэ, она длинная, как голодный день, и худая как палка!

— С тех пор, как сутенер променял ее на молоденькую гибкую Равиньольшу, она шатается без дела и ничего не ест. Если так пойдет и дальше, скоро станет совсем прозрачной, — добавила Марион.

Виктор попрощался с девицами и поспешил уйти, чтобы не привлечь внимания сутенеров. Тяжело пыхтя, он быстрым шагом прошел по улице и начал подниматься по ступеням отеля мимо сводников, фальшивых калек и нескольких безработных.

Услышав звучное «Можно!», он вошел в убогое жилище: всю обстановку составляли таз — его явно использовали для самых разнообразных нужд, и набитый морскими водорослями тюфяк на полу, на котором лежала прикрытая несвежей простыней женщина с изможденным лицом. В ноздри Виктору ударил резкий запах, и он тут же расчихался.

— Простите, мсье… забыл ваше имя, я переборщил с уксусом Бюлли, борюсь с клопами, но пока безрезультатно, они тут повсюду, — сообщил отец Бонифас, отходя от больной.

— Ничего, — успокоил его Виктор, прикрывая нос платком. — Меня зовут Виктор Легри.

— Да, конечно, теперь я вспомнил, вы сообщили мне о смерти Лулу.

— Именно по этому поводу я и решил вас снова побеспокоить. Во время расследования я выяснил, что Лулу жила у свой давней подруги на улице Альбуи, они когда-то вместе работали.

— Я этого не знал.

— Я также выяснил, что эта подруга, Софи Клерсанж, и Лулу были обвиняемыми на процессе, а вы выступали свидетелем защиты.

Отец Бонифас наклонился, чтобы вытереть женщине губы, и медленно распрямился, морщась от боли.

— Поясница ноет, сил моих нет. Да, все точно, это был процесс против мамаши Тома. Мне хотелось помочь несчастным, особенно Лулу, я потом пристроил ее работать белошвейкой.

— Странное отношение к абортам — для священника.

— Возмущение общественным лицемерием не есть оправдание греха. Меня учили состраданию. Я долгое время жил в Африке. Жизнь там сурова, здесь она гнусна.

— Лулу — это уменьшительное от Луизы?

— Я всегда знал эту девушку как Лулу. Когда я подобрал ее, свидетельства о рождении при ней не было. — Отец Бонифас открыл слуховое окно, чтобы хоть немного проветрить помещение. — Уверен, наш милосердный Господь ни за что не осудил бы девушек, ставших жертвами мужской похоти и жестокости.

— Простите мне мое любопытство, отец, но где вы учились медицине?

— Учился? — Отец Бонифас расхохотался. — По книгам и на практике, уважаемый, ни одного официального диплома у меня нет.

— Разве закон не запрещает…

— …попрошайничанье, бродяжничество, проституцию, детоубийство, аборты, самоубийство. Он много чего запрещает. Я же, по мере своих скромных сил, пытаюсь врачевать беды. Если нищета губит человека, нужно протянуть ему руку помощи, разве не так? — Отец Бонифас с насмешкой взглянул на Виктора. — Значение имеют только упорство и опыт, — бросил он. — Я хотел помогать ближнему. Мечтал стать хирургом, делать трепанации черепа… Но мои родители были бедны, мне рано пришлось начать вкалывать, потом я уехал и оказался на другом берегу Средиземного моря.

— Это случилось после войны 70-го?

— Нет, намного раньше, мне повезло — я не участвовал в той бойне.

— А вот Сильвен Брикар уверял, что знавал вас в те времена.