Некоторые племена считали, что убитый врагом воин в загробной жизни будет пользоваться большими привилегиями, чем умерший своей смертью. Луис Кортамберт отмечал в середине 1830-х годов, что осейджи «полагают, что после смерти они попадают в другую деревню. Если они (воины. —Авт.) погибают в бою, то отправляются в деревню, где много лошадей и дичи. Если же умрут от болезней, то переводятся в низшую категорию, отправляясь в убогую деревушку». Осейджи обмывали тело, раскрашивали в несколько цветов и надевали на него одежду и украшения. Затем тело оборачивали в бизонью шкуру и относили в специально отведенное для захоронений место в окрестностях деревни. Прославленных и важных воинов хоронили над землей на возвышении, в сидячем положении, обкладывая камнями, землей и бревнами. Обычных людей хоронили в земле. Рядом с телом погибшего осейджи клали одежду, оружие и еду для путешествия в страну духов, которое, по их поверьям, занимало несколько дней. Вильям Кларк сообщал, что кайовы обычно хоронили соплеменников в земле, но если воин погибал в бою, его тело оборачивали в одеяла и оставляли на равнине или клали на помост, закрепленный среди ветвей. Если такой возможности не было, родственники или друзья потом возвращались на место гибели, собирали останки, оборачивали их в одеяла и хоронили на помостах. Вичиты, по словам Энтони Грасса, не позволяли оплакивать умершего естественной смертью мужчину никому, кроме родственников, но когда мужчина погибал в бою, плакало все племя. «Они скорбят в течение трех дней, а затем курят, после чего дело считается законченным». По другим сведениям, скорбящие прекращали оплакивать погибшего только после того, как возвращались победоносные воины из рейда мести и вручали им скальп врага.

Несмотря на сложившийся образ стоика, индейцы тяжело переживали гибель родных и друзей. Пожалуй, только о липанах сообщалось, что если они теряют в бою с врагами воинов, то «не впадают в отчаяние, не обрезают волосы, не стенают и не режут себе руки и ноги». Но Смитвик видел, как рыдал вождь липанов Флакко после гибели сына. Он писал.: «Я всегда считал., что индейский воин ни при каких обстоятельствах не опустится до такой женской слабости, как плач… Слезы текли по щекам старика, а всхлипы содрогали тело. Я почувствовал, насколько бессмысленны слова при такой трагедии, и мог выразить соболезнования лишь слезами, наполнившими мои собственные глаза». Племянник великого вождя сиу Сидящего Быка вспоминал, как тот рыдал из-за гибели любимого дяди. После похорон Сидящий Бык выбросил свои леггины и ходил босиком. Он обрезал волосы и не раскрашивал лицо. В знак глубокой скорби вождь вымазал лицо и волосы грязью.

Еще в 1796 году Жан-Батис Трюто видел, как отцы и матери пауни пели возле тел погибших сыновей, которые были привезены после битвы с команчами, случившейся в прерии недалеко от летнего охотничьего лагеря племени. Матери, держа в одной руке лук, а в другой стрелу, возносили погибшим сыновьям хвалу за то, что те умерли, защищая свою страну, смертью в тысячи раз более достойной, чем от болезни.

Джеймс Томас в 1810 году побывал в селении хидатсов. «Среди них, – писал он, – существует странный обычай отрезать палец или наносить себе серьезную рану в память о каком-либо несчастье. Мало у кого из мужчин, достигших тридцати лет, нет таких увечий или шрамов от ран, нанесенных себе после гибели близкого родственника или поражения племени на войне. Я видел хидатсов, у которых не было трех пальцев на руке, а у одного были отрезаны четыре». Пальцы в скорби отрезали себе арапахо, сиу, команчи и другие. Дениг писал, относительно кроу: «Мужчины тем не менее всегда оставляют в целости большой и указательный пальцы левой руки, а также большой, указательный и средний пальцы правой, чтобы иметь возможность держать ружье или натягивать лук».

Родственники погибшего баннока резали себе ноги, остригали волосы. Им запрещалось в течение двенадцати месяцев принимать участие в любых плясках, а вдова погибшего не могла в течение этого срока выходить замуж. Любимую лошадь погибшего убивали на могиле, а остальных его животных раздавали родственникам. В этом племени существовало любопытное поверье, что если человек погибал от пули, то превращался в птицу и в будущем реинкарнировался в человека.

Родственники убитого ассинибойна вымазывали лица и одежду белой глиной (знак скорби), надевали старые, изодранные одежды и ходили босыми, обрезав волосы и изрезав ножами руки и ноги, громко плача при этом.

Джордж Белден оставил интересное наблюдение: «Когда воин погибает в бою, на боках и ногах его коня ножами наносят порезы, чтобы скакун чувствовал печаль по ушедшему хозяину. Путешественники часто замечают порезы на боках лошадей и отсутствие пальцев на руках индейцев, приписывая их несчастным случаям и боевым ранам, но в девяти случаях из десяти причиной тому бывает скорбь». Он видел, как кроу резали руки, ноги, тела и лица, когда погибали их родичи и друзья. «Женщины делают несколько порезов на лбу у корней волос, и кровь течет до тех пор, пока не остановится. Перевязать рану, нанесенную по причине скорби, считается проявлением трусости. Они не должны замечать их в течение по крайней мере двадцати четырех часов и только потом могут остановить кровь. От нанесенных ран многие индейцы истекают кровью почти до смерти, хотя им дается право принимать такие положения тела, при которых поток крови замедляется. Часто можно видеть их после того, как они отрезали себе фаланги пальцев, стоящими весь день и всю ночь, держась за шест в течение двадцати четырех часов, только по прошествии которых они могут перевязать рану тряпьем». Эти же данные в целом подтверждаются сообщениями Эдвина Денига и Зенаса Леонарда. По данным Роберта Лоуи, погибшего в бою воина кроу оплакивала вся община, а его родственники в течение двух месяцев жили поодаль от лагеря в убогой палатке. Они не могли присоединяться к какому-либо веселью до тех пор, пока воины не убивали члена враждебного племени, от рук которого погиб их родич.

Женщины шайенов полосовали ноги ножами, только когда их родственник был ранен или погибал в бою – если пролилась его кровь, они проливали свою. Если он умирал от болезни, себя не резали. Иногда после гибели воина, имевшего много родственников, можно было видеть длинную цепочку скорбящих женщин, шествующих вокруг лагеря с порезанными, окровавленными ногами. Если у воина был головной убор, его несла первая женщина, следующая могла нести его копье. Его лошади могли пастись поблизости, некоторые – раскрашенные, как для военного похода, с подвязанными хвостами и перьями в гривах и хвостах. Часто у могилы убивали его лучших лошадей. Женщины долго не смывали кровь с лиц и ног. Мужчины не резали себя, а просто распускали косы. Собственность погибшего раздавалась людям, не имевшим с ним родственных связей. У могилы родственники и друзья плакали – мать, жена или дочь могли оставаться у нее сутками, отказываясь от еды. Иногда родственникам приходилось силой уводить их оттуда. Потом, когда лагерь кочевал мимо места, где находилась могила, даже если с момента гибели прошло уже двадцать лет, они приходили к ней и плакали.

Могила мужчины черноногих и скорбящие родственники