страстную и чувственную. Когда хозяйка звала ее в свою постель, она становилась податливой и покорной. Однажды эта молодая женщина, со светлыми волосами, пухлыми губами и раскосыми зелеными глазами, пошла в лавку торговца специями Гильема Марсаля на улице Эспесьерс, неподалеку от площади Сант-Жауме. На нее обратил внимание раб, служивший торговцу, и сообщил об этом вольноотпущеннику, который интересовался такими сведениями и обещал за них пару суэльдо. Это было ровно то, что искали Уго и Катерина: рабыня заглядывала в лавку нечасто, покупала от имени своей хозяйки – и притом товары, нужные для ремесла акушерки: скипидар, эфирные масла, стиракс, пиретрум…

Пока девушка складывала свои покупки, раб торговца специями стянул одну из коробочек, куда Гильем Марсаль положил травы. Едва татарка вышла на улицу, раб с опущенной головой подошел к хозяину и со скорбным видом показал коробочку. «Беги и отдай покупательнице, болван!» – приказал Гильем Марсаль. Раб отправился вслед за татаркой и не вернул ей коробку, пока не вызнал, куда она направляется, – за эти сведения ему тоже щедро заплатили.

Жункерес. «Где же еще ей быть!» – вяло проговорил Уго. Выслушав рассказ, он дал рабу еще пару монет. Тот добавил, что не упустил случая поговорить с татаркой, которая была ему благодарна: теперь хозяйка не будет ее бранить за то, что потерялась коробочка с травами, – и вызнал, что рабыню зовут Фелипа и та не знает, когда еще заглянет в лавку, потому что они с хозяйкой постоянно переезжают из одного монастыря в другой. Затем она умолкла, продолжал раб торговца специями, – видимо, поняла, что нарушила приказ хозяйки не болтать лишнего. Но поскольку оба были рабами, а парнишка оказал ей услугу, татарка беспечно продолжала разговор. Даже сказала, что хотела бы встретиться снова, с искренностью, вызванной незнакомым ей доселе сладким трепетом, какого она никогда не чувствовала в постели своей госпожи. И затем – пред блеском пожирающих ее юных глаз и пред одной из самых смелых улыбок, которые она когда-либо видела, – татарка вновь придала лицу напускную скромность.

В принципате было не более трех или четырех женщин-врачей. Уго проникнет в монастырь под покровом ночи, как во времена Арсенды, и похитит Рехину – таков был план. Едва раб закончил свой рассказ, винодел отправился проверить, сохранился ли еще карниз, с которого рыцари вскакивали в седло, прежде чем выехать из Барселоны, тот, что расположен на внешней стене дома старой монахини из Жункереса, имени которой он никогда не помнил.

– Лучше не надо, – посоветовала Катерина. Уго избегал ее взгляда. Катерина настаивала: – Это безумие, Уго. Монастырь – маленькая крепость, предназначенная для защиты монахинь. Ты не сможешь незаметно выйти, тем более с женщиной на руках. Поднимется шум, тебя арестуют.

– Но это наш шанс, – ответил Уго. – Ты же слышала, Рехина скоро уедет из Жункереса, и тогда мы ее упустим.

– Нет, мы не дадим ей сбежать. Педро будет дежурить со своими приятелями, они станут друг друга подменять. Тот ручей неподалеку от площади – идеальное место, чтобы спрятаться. Они будут следить днем и ночью, пока Рехина не выйдет из монастыря.

– Ночью-то зачем? Ворота города все равно закрыты.

– А если она переберется в другой барселонский монастырь? – заметила Катерина.

Уго кивнул.

– Даже если так, то они наверняка пойдут с каким-нибудь караваном. Бегинка и молодая рабыня не могут путешествовать в одиночку, – сказал винодел.

Они направляются в Таррасу, в Вальес. Это Педро узнал от погонщиков, которые с раннего утра ожидали бегинку и ее рабыню у ворот Жункереса, рядом с монастырем. Педро угостил их вином, которое принес в бурдюке, погонщики дали ему сыра и хлеба, завязался разговор. Парнишка солгал, заявив, что хочет стать погонщиком мулов и намеревается отправиться в путь. Погонщики с удовольствием принялись делиться опытом. За этими разговорами Педро и выяснил, что бегинка направляется к Льобрегату.

Уго и Катерина закивали: та самая дорога, что ведет в Наварклес. Где-то на уровне Кастельбисбаля Рехина намеревалась присоединиться к другому каравану или найти попутчиков в сторону монастыря Санта-Маргарида-дель-Мухаль. Уго вопросительно поглядел на Катерину, и та пожала плечами. Они не слыхали об этом месте, зато о нем знали погонщики. «Давным-давно, – поведали они мальчику, – епископ был вынужден закрыть этот монастырь из-за неподобающего поведения монахинь, которые путались с мужчинами. Но теперь он снова открыт, стало быть, монашки исправились».

Уго цинично усмехнулся: если туда отправляется Рехина, значит монастырские традиции не изменились.

– Что будем делать? – спросила Катерина, когда Педро оставил их наедине.

– Ты – ничего, – ответил Уго, приподняв русской подбородок и заглянув ей в лицо. Она тотчас отвернулась, услышав ответ. – Оставайся здесь и занимайся делами. Я обо всем позабочусь.

– Но все же, что ты будешь делать? – спросила она хриплым голосом.

– Любовь моя, ты уже спрашивала об этом в день, когда я сказал, что собираюсь проникнуть в Жункерес. Но теперь я не могу слушаться твоих советов.

Он поцеловал ее в губы и ощутил соленый привкус слез.

Тем же утром Уго поспешил отправиться в погоню за Рехиной. Он планировал опередить ее по внутренним дорогам, обогнув Кольсеролу, и подождать караван где-нибудь около Таррасы. Они с Катериной погрузили в телегу несколько пустых бочек и запрягли мулов. Уго запасся хлебом, сыром, куском солонины, бурдюком вина, фляжкой с огненной водой и теплой одеждой. Катерина заставила себя улыбнуться на прощание, но дрожащий подбородок выдал ее. Уго несколько раз нежно ее поцеловал. Она прошептала, чтобы он был осторожен, что она его дождется, что без него жизнь ее не имеет смысла. Уго ущипнул ее за щеку и, послав на прощание воздушный поцелуй, отправился в путь.

Он ехал через Барселону, не обращая внимания на городскую суету, выкрики глашатаев, шум и гам: никак не мог выбросить из головы, с каким усилием Катерина сдерживала слезы. Она все еще разрывалась между страхом одиночества и желанием поддержать Уго в его борьбе за спасение Мерсе. Педро рассказал виноделу, что Катерина стала ходить в церковь Пресвятой Троицы, храм для новообращенных неподалеку от таверны, и там установила доверительные отношения со священником по имени отец Жоан. Именно он побудил русскую поддерживать Уго – отсюда и перемены в Катерине после его возвращения из Гаррафа. Уго, со своей стороны, продолжал ходить в Святую Марию, что не мешало ему угощать отца Жоана вином и беседовать с ним в таверне, куда преподобный регулярно захаживал, чтобы дать пару советов. «А как же твоя жена?» – вот первое, о чем спросил священник. Уго смешивал правду и вымысел: он не знал, где она,