удар институту частной собственности. Частная собственность превращается в максимум — пожизненное владение: имущество остаётся прикреплённым к отдельному лицу самое большое на срок его жизни, и не дольше. После же смерти каждого индивидуального обладателя оно становится достоянием не индивидуума, а коллектива — пролетарского государства» (Гольхбарг А. Г. Пролетариат и право: Сборник статей. М., 1919).

Как известно, одной из основополагающих идей большевиков являлось тотальное обобществление имущества, восходившее к положениям декрета от 11 августа 1789 года Учредительного собрания Франции «Об уничтожении феодальных прав и привилегий», при этом отмена наследования рассматривалась властью как эффективное средство не допустить приобретения какого-либо имущества «нетрудовым» путём.

К сожалению, в этом смысле юриспруденция является делом неблагодарным, прежде всего с той точки зрения, что изменить частнособственническую сущность человека пока ещё никому не удалось.

Возможно, поэтому принятие этого декрета создавало целый ряд проблем для правоприменения. В частности, для тех российских граждан, которые находились в эмиграции и которые предполагали осуществлять определённые действия, связанные со вступлением в наследство в отношении имущества, находившегося вне территории РСФСР, но по завещаниям, которые были оформлены в России до смены государственной власти.

Так как эти проблемы, за крайне редким исключением, советское государство не интересовали в принципе, то европейская судебная практика при рассмотрении подобных юридических казусов вынужденно опиралась на местное (национальное) законодательство, тем более что в большинстве случаев речь шла об интересах лиц, не являвшихся гражданами страны пребывания, при полном отсутствии каких-либо официальных коммуникаций с РСФСР.

При этом безоговорочная отмена старого наследственного права была осуществлена с возможностью применения обратной силы в отношении наследуемого имущества, которое по каким-то обстоятельствам не поступило во владение наследников до даты его обнародования.

Ст. 1 Декрета устанавливала, что «наследование по закону, так и по духовному завещанию отменяется. После смерти владельца имущество, ему принадлежавшее (как движимое, так и недвижимое), становится государственным достоянием Российской Социалистической Советской Республики». Оставшиеся после смерти собственника нетрудоспособные родственники по прямой восходящей и нисходящей линии, его полнородные и неполнородные братья и сёстры, а также переживший супруг получали содержание из наследуемого имущества. Если оставшегося имущества было недостаточно для удовлетворения всех родственников умершего, то подлежали удовлетворению требования наиболее нуждающихся из них (ст. 2, ст. 3). Никаких различий между детьми законнорождёнными и внебрачными, а также усыновлёнными, усыновителями и кровными родственниками в аспекте взаимных наследственных прав Декрет не делал (ст. 2).

Размер содержания устанавливался учреждениями, «ведающими делами социального обеспечения при губернских, а в Москве и Петрограде — городских советах рабочих и крестьянских депутатов» (ст. 4).

De facto закон отменял право наследования буржуазной собственности, исключал завещательные распоряжения собственника относительно своего имущества и допускал наследование исключительно по закону.

Условия призвания к наследованию также различались в зависимости от характера собственности, принадлежавшей завещателю. Так, из имущества, относившегося к «эксплуататорской собственности», наследники, при условии, что они будут признаны нуждающимися или нетрудоспособными, получали пожизненное содержание в размере прожиточного минимума, но при обязательном соблюдении другого условия о том, что ранее они не имели этого прожиточного минимума в виде получаемой заработной платы или других выплат.

По мнению историков советского права, содержание нуждающихся нетрудоспособных членов семьи умершего из оставшегося после него имущества нельзя признавать особой формой наследования, поскольку Декретом отменялось наследование крупной буржуазной собственности, не являлось оно и частноправовой формой социального обеспечения, так как в советском праве такая форма вообще отсутствовала.

С устранением принципа индивидуализации законодатель вынужденно формализовал понятие «членов семьи», под которыми понимались исключительно родственники по прямой восходящей и нисходящей линиям, полнородные и неполнородные братья и сёстры и/или супруг умершего. Иные родственники, которые являлись нетрудоспособными, проживали совместно с наследодателем и получали от него содержание или могли рассчитывать на его предоставление, ни при каких условиях не могли рассчитывать на предоставление содержания от местного Совета за счёт имущества, вошедшего в наследственную массу.

При этом сам текст декрета был далеко не органичен, так как содержал в себе некоторые принципиальные противоречия:

Первые статьи декрета по своему смыслу не соответствовали его статьям 9 и 10. Так ст. 9 предусматривала, что в том случае, «если имущество умершего не превышает десяти тысяч рублей, в частности состоит из усадьбы, домашней обстановки и средств производства трудового хозяйства в городе или деревне, то оно поступает в непосредственное управление и распоряжение имеющихся налицо супруга и родственников…». При этом ст. 10 предусматривала возможность реституции, так как не лишала наследства лиц, успевших приобрести права на наследственное имущество. Несмотря на то что декрету и придавалась обратная сила, она могла быть квалифицирована как весьма ограниченная, так как распространялась лишь на те наследства, которые хоть и открылись до издания декрета, но не были приобретены наследниками, и только в том случае, когда наследники ещё не вступили в их владение.

Из содержания ст. 9 следовало, что для осуществления супругом и/или родственниками умершего прав по управлению и распоряжению имуществом наследодателя не требовалось предварительного принятия этого имущества местным советом, как предусматривала ст. 5, в отношении имущества, превышающего порог в 10 000 золотых рублей.

Имущество умершего не подлежало разделу между родственниками и государством, а как единый комплекс поступало в управление и распоряжение супруга и/или родственников непосредственно. При том, что такая непосредственность перехода имущества умершего к наследникам характерна как раз для наследственного правопреемства. Положения о полномочиях, закреплённые в декрете, в отношении наследства, переходящего к государству и остающегося в семье, также были различными. Имущество, которое становилось после смерти владельца государственным достоянием, местный совет обязан был передать в управление учреждений, ведающих соответствующим имуществом на местах (данное правило было сформулировано как законодательный императив в ст. 5.).

В свою очередь ст. 9 содержала диспозитивную норму, в соответствии с которой порядок управления и распоряжения имуществом устанавливался по соглашению между родственниками и супругом умершего, а в случае спора между ними — местным судом. Таким образом, закрепляя имущество за родственниками умершего, законодатель использовал приём, более характерный для регулирования частноправовых институтов, к которым и относится наследование, то есть представлял ст. 9 как исключение из общего правила, установленного в первых статьях декрета, так как признавал в ней права наследования в ограниченном виде. [1.125]

В августе 1918 года Народный комиссариат юстиции издал специальные разъяснения к декрету, в которых указывалось, что имущество, даже в случае его оценки в сумму менее 10 000 рублей, в любом случае является собственностью РСФСР, но в связи с обесцениванием денег предельная стоимость имущества в отношении «трудового хозяйства» была отменена уже в 1919 году. Попытка обойти законодательный максимум стоимости наследуемого имущества через оформление сделки дарения, когда, например, гражданин