Но прежде он пережил настоящую бурю эмоций, когда Прохор-первый запустил их «пси-ладью» с помощью Оси Прави в «числомир нуля», добавив на прощание:

«Делайте то, что делали всегда, переходя из мира в мир, но сначала найдите в себе веру в достижимость цели».

Сияние снизошло на них с Оси Прави, сияние тысяч людей, собравшихся проводить формонавтов через смерть к жизни, обняло четвёрку душ, и перед ними распахнулась небывалая ночь…

Раньше Прохор опасался, что информпакет под названием ПСС или «психосоматическая система», которую люди именовали индивидуальным сознанием-переживанием, а также личностью и душой, без плоти ничего чувствовать не сможет, а тем более не сможет видеть окружающее, разговаривать и вообще мыслить. Но он ошибался. Память хранила всю информацию об организме, и поэтому поступающие извне сигналы, полевые всплески, электромагнитные импульсы и «шевеления» пространства попадали внутрь пси-сферы и пропускались через «виртуальные структуры» ощущений так, будто он при переходе между числомирами имел тело.

Первое время, переходя из головы одного «родича» по трансперсональной линии в голову другого, Прохор судорожно искал замену рукам и ногам, глазам и рту, пока не научился пересекать мембраны перехода, как человек пересекает границу между полем и лесом.

Однако, нырнув в Нуль-мир, он оказался в пространстве, которое не смог бы описать словами. Оно представляло собой сочетание несочетаемого, композицию противоположных качеств, кипящее нечто, невообразимо сложное и потому почти не улавливаемое сознанием.

Прыжок в Нуль-мир (о русской Нави мысли пришли позже) окунул «кластер душ» формонавтов в «сияющую тьму», сменившуюся через мгновение полным мраком. Затем ощущения стали меняться с калейдоскопической быстротой.

Послышался свист ветра…

Мимо понеслись слои искрящегося тумана…

Повеяло странным холодом, от которого начали замерзать виртуальные руки-ноги, нос-уши, затрещали волосы…

Холод сменился усиливающейся жарой, «кожа на теле» стала трескаться, дымиться, гореть…

Вскрикнула Устя… или Юстина… не разберёшь…

Прохор-второй начал «ворочаться», и одиннадцатому, взявшему на себя обязанности «водителя», пришлось прикрикнуть:

«Держитесь за меня крепче! Сосредоточьтесь на поисках выхода!»

«Назад?» — понял его по-своему Прохор-второй.

«Назад дороги нет! Только вперёд! Вспомните, о чём предупреждал Прохор-первый: мы живы, пока мы вместе и нацелены выжить! Отколовшийся растворится в Нуле!»

«Мы помним», — донеслись ответы подруг.

«Кластер душ» сжался теснее, продолжая лететь с бешеной скоростью сквозь небывалое, непостижимое пространство хаоса, воспринимаемое как невероятной глубины бездна, заполненное тем, что невозможно ни представить, ни выразить словесно, нестись, как снаряд сквозь дождливую ненастную ночь…

Время «полёта» не ощущалось вовсе, ощущалось только странное движение — без каких-либо ориентиров, хотя воображение иногда пыталось пристегнуть к этому состоянию свои оценки и человеческие переживания.

Пронеслись над слоистыми облаками неизвестно чего… Пронзили гору света и долго скользили сквозь сетчатый тоннель с убегающими в бесконечность стенами…

Потом мимо помчались вереницы чёрных крестов на призрачно светящемся холмистом поле — ни дать ни взять старинное кладбище…

Кресты сменились шипастыми обелисками, те в свою очередь — зарослями гигантского репейника, образовавшего некую колючую структуру, сквозь которую с неслышимым треском и гулом летела «ладья танатонавтов»…

Все эти видения являлись результатом включившегося воображения, возбуждённой психики, усиленно работающей фантазии, и Прохор это понимал, но всё равно с любопытством осматривался и ждал появления новых псевдоструктур, называемых академиком Бурлюком квазиустойчивыми нематериальными резонансами.

«Ладья душ» формонавтов с ходу влетела в мятущиеся языки пламени, способные сжечь целую планету!

Снова тихо вскрикнула (мысленно, конечно) Устя, тут же прошептав:

«Простите… это не от страха…»

Прохор мысленно погладил её пальцами по щеке: это означало, что он всецело разделяет чувства девушки. Он сам был на грани вербального выражения чувств, и ближе всего к его внутренней оценке «полёта-падения» были слова: охренеть можно!..

Промелькнули некие гигантские водопады, на миг родилось ощущение синевы небес, и снова мимо понеслись слоистые дымы, хвосты жемчужно сверкающей пыли и неясные «облачные» громады.

Пришло ощущение усталости.

Казалось бы, они только что «нырнули в Нуль», да и уставать было нечему: никто из них не выполнял никакой физической работы, — однако тот колоссальный запас энергии, переполнявший их до прыжка, куда-то улетучился, и двигались они, сохраняя траекторию погружения (или думали, что сохраняют), только благодаря инерции да напряжению воль.

Вокруг ничего не менялось, «ладья» продолжала лететь сквозь невообразимое не-пространство-не-время, всё так же неслись навстречу струи виртуального тумана и огня, неясные образы прожитого и вспыхивающие на миг чудовищные видения, сквозь полнейший не-мрак и ослепительный не-свет, но мчаться куда-то вслепую хотелось всё меньше, а жить в родном теле — всё больше.

Впрочем, те же чувства владели и остальными «пассажирами ладьи», никогда ранее не переживавшими ничего подобного.

«Мы поднимаемся или падаем?» — неожиданно заговорила молчавшая до этого Юстина.

«Ни то, ни другое, — отозвался Прохор-2. — Мы умираем».

«Я серьёзно».

«И я серьёзно».

«Мы можем вернуться?»

«Нет! — теперь уже ответил Прохор-11. — Братец, конечно, пошутил, но в его шутке очень большая доля правды. Наше погружение и в самом деле представляет собой процесс умирания. Ну или, если хотите, процесс растворения психосоматических структур в Нуль-мире… в Нави».

«Чем это может закончиться?»

«Ясно чем, — угрюмо бросил Прохор-2, — похоронами».

«Прекрати! — оборвал его Прохор-11. — Нам необходимо думать о выходе, а не о похоронах».

«Ты веришь, что это поможет?»

«Верю! Не мути воду! Не хватало только твоих пессимистических речей и сомнений».

«Мальчики, не ссорьтесь», — мягко попросила Устя.

«Мы не ссоримся, — миролюбиво ответил Прохор-2. — Просто не вижу, куда мы падаем. К тому же девчонки устали, предлагаю отдохнуть».

«Говорите за себя», — сухо посоветовала Юстина.

«Я о вас подумал…»

«Интересно, где вы собрались отдохнуть?» — в мыслеголосе Юстины прозвучала ирония.

«Может, что-нибудь подвернётся».

«Это мир хаоса, здесь не может быть никаких реальных объектов».