Ледяная вода, смешавшись с дерьмом, залила мои глаза, уши и нос. Недруги, все еще испускавшие воинственные крики на незнакомом мне языке, остались где-то сзади. Не в силах видеть и даже нормально дышать, я барахтался в воде, мечтая нанести пару удачных ударов, когда они нападут, чтобы прикончить меня.

Но напрасно я ждал еще одной атаки. Понемногу до меня дошло, что меня никто пока не собирался убивать и что глубина лужи, в которую меня швырнули, составляла всего несколько дюймов, а воинственный рев, не прекращавшийся и сейчас, оказался вовсе не боевым кличем, а гомерическим хохотом великанов. Я прекратил бой с тенью и попытался промыть глаза и лицо, понимая, что представляю довольно жалкое и комическое зрелище.

Три гиганта, едва держась на ногах от смеха, стояли у края мелководного водоема, в который они катапультировали меня. Один из них — самый большой — даже согнулся, держась за живот, и жадно хватал воздух, показывая на меня пальцем. Я поймал себя на мысли, что был бы рад, если бы у него начались настоящие колики в желудке.

Больше со мной пока ничего не происходило, так что мне оставалось только принять этих людей за исполнителей Божьей воли и надеяться, что они все же решат сохранить мою жизнь. На меня тоже напал неудержимый приступ смеха, сотрясший все мое тело. Затем меня охватил озноб, я почувствовал, что падаю, и затем почти перестал что-либо ощущать. Последнее, что я услышал, это крик и шлепанье ног по воде, потом меня подхватила рука, но я уже погрузился в немую темноту.

Когда я прибыл в Имейн Мачу, замок короля Конора, Кухулина еще звали Сетанта, он находился далеко отсюда, и о нем никто не знал. Тогда ему было всего восемь лет, но история его рождения имеет большое значение, так что я сейчас хочу об этом рассказать.

У него были глаза цвета серебра.

Когда повивальная бабка Мораг мягкой тряпкой, смоченной в теплом козьем молоке, стерла с его тельца последние следы крови, он открыл глаза и уставился на нее не мигая. Она отшатнулась, держа его на вытянутых руках, будто боясь заразиться неведомой болезнью. Он продолжал спокойно смотреть на нее, потом закрыл глаза и заснул. Его мать тоже спала, что-то тихо бормоча во сне.

Наступила пауза, после которой бабка встрепенулась — так, словно сбрасывала с себя дремоту одолевшую в жаркий полдень, когда еще не вся работа выполнена. «Это просто игра воображения, — сказала она себе. — Ты помогла сотням женщин родить, похоронила нескольких из них — тех, кого не удалось спасти, и вытащила с того света больше десяти рожениц, которые без тебя были бы обречены. Это всего лишь ребенок, такой же, как и все прочие».

Но она знала, что это неправда. Это был вовсе не обычный ребенок, а дитя Дектеры, сестры великого короля Конора, жены Суалдама — главы клана. Кровь вождей и героев текла в его жилах, но ходили слухи, что не только их.

Мораг огляделась и вздрогнула. В комнате кроме их троих никого не было. Разве такое могло бы случиться, если бы дело касалось обычного ребенка? Здесь было бы полно женщин: девушки наблюдали бы за ее действиями, набираясь опыта; молодые матери, хорошо помнившие о своих родах, полные сочувствия, подносили бы теплые полотенца, а женщины постарше, сложив руки на груди, расселись бы по лавкам и давали бы свои бесконечные советы, а все вместе они помогли бы весело и с пользой скоротать время. Все происходило бы совсем не так, как сейчас, когда она оказалась в одиночестве, в полутьме, взаперти в этой мрачной комнате, холодной, как пещера.

Они оставались одни по приказу самого Великого короля. Мораг была приглашена по личному желанию короля из-за боязни посторонних свидетелей в случае возможных неожиданностей. Если бы он приказал ей сделать это, она, вероятно, смогла бы найти предлог для отказа, как поступили другие. Но он не приказывал, а попросил ее об услуге — как друга.

Дектера зашевелилась во сне, издав негромкий стон. Роды были тяжелыми. Она перенесла их, не проронив ни звука, хотя ее тело выгибалось на ложе от боли, словно натянутый лук. Как только ребенок родился и Дектера увидела, что он здоров, она сразу провалилась в сон, полностью опустошенная. Мораг омыла дитя в теплом молоке и приложила его к ее груди. Не просыпаясь, Дектера подняла руки и обняла его. Повитуха осторожно помассировала мягкий живот Дектеры, пока не вышел послед, затем внимательно рассмотрела его, ища признаки болезни или несчастливые метки, но ничего не нашла.

Ребенок кашлянул, и Мораг схватила его на руки, чтобы убедиться, что он правильно дышит. Его серебряные глаза снова посмотрели на нее, заставив поежиться. Возможно, слухи не были лишены основания.

Она слышала, о чем судачили люди, но не обращала на это внимания. Те, кому нечего было больше делать, говорили, что Конор и Дектера вели себя скорее как любовники, чем как брат и сестра. Еще в детстве они предпочитали общество друг друга компании других детей. Их отец часто шутил, что они могли бы сэкономить ему и время, и деньги на приданое, поскольку ему не нужно было бы искать им мужа и жену, раз уж им так хорошо вместе. Разумеется, были и такие, кто видел в их привязанности друг к другу нечто более серьезное, и в словах их отца присутствовал намек на то, что и он это признает. На самом деле мало кто верил клеветникам и, разумеется, никто не отваживался рассказать об этом Конору, но, тем не менее, многие вздохнули с облегчением, когда было объявлено о помолвке Дектеры и Суалдама. Однако те, кто раньше вел бесстыжие разговоры, замечали, что все осталось по-прежнему. Суалдам был самым близким другом Конора и жил неподалеку, поэтому Конор и Дектера могли видеться, когда им этого хотелось. Впрочем, достаточно было и того, что Дектера наконец выйдет замуж, станет женой Суалдама, хозяйкой его замка и каждую ночь будет делить с ним брачное ложе. Слухи должны были прекратиться.

В день свадьбы утро было яркое, весеннее. Конор договорился, что возьмет Суалдама на охоту, их сопровождала огромная толпа, включая всех ольстерских воинов и всех вождей, способных перекинуть ногу через седло. Охотники с шумом пустили лошадей вскачь, оставив позади замок, гудящий от суеты, сопровождавшей приготовления к вечерней церемонии. Повара, портные, плотники и целое воинство других работников пекли, шили и пилили, охваченные общим приступом предпраздничного энтузиазма.

В северо-западном углу замка высилась круглая башня. В военное время она служила центральным укреплением крепости, но на время свадебных торжеств стала резиденцией невесты. Со всего Ольстера собрали пятьдесят женщин, к ним добавились служанки и подруги Дектеры — все должны были ей помогать. Она, обнаженная, стояла в центре комнаты, а они неспешно одевали ее, смеясь и перебрасываясь веселыми шутками.

Сначала на нее надели сорочку из нежной шерсти ягненка, такую тонкую, что она слегка просвечивалась, мягкую, словно пух под крылом недавно вылупившегося птенца болотной курочки, и белую, как свежая морская пена, а затем девушку обернули тончайшим шелком, пронизанным красными, золотыми и зелеными нитями. Шелк закололи застежкой из искусно сплетенной серебряной проволоки с огромным изумрудом посередине, крепко стянув ткань на груди. Это был лучший шелк, привезенный из Персии, он нежно облегал ее тело.