Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако небо было серым и ватным — сквозь облака еле пробивался белый солнечный свет. Было тепло, да и дождя вроде никто не ждал сегодня, но яркость красок от пасмурности поутихла и природа была мрачнее обычного.
По дорожке пройтись тоже не удалось.
Поблагодарив дядю Сашу и махнув рукой вежливо попрощавшимся парням, Соня поспешно выбралась из машины и подняла голову на возвышавшееся через дорогу трехэтажное здание. Так близко! От напускной уверенности к этому моменту почти ничего не осталось.
На подступах к школе Соню тут же подхватила под локоток завуч Любовь Васильевна и повела не к главным воротам, а к калитке с правой стороны, заявив, что новых учителей ждет короткое напутствие от директора.
Если с утра все тревоги затмевало предвкушение, то по дороге в учительскую в сопровождении завуча Соня заволновалась уже всерьез. Ей не только предстояло сегодня встретиться с несколькими классами незнакомых детей, ее ведь и коллектив ожидал совсем новый! И везде необходимо было заслужить уважение, показать себя с наилучшей стороны: как взрослого, ответственного и достойного педагога!
Когда она начала очень тихо бормотать под нос глаголы, Любовь Васильевна, которая шла впереди, обгоняя на полшага, покосилась на нее с удивлением.
— Брейк, броук?.. Это что?
— Неправильные глаголы, — смутившись, ответила Соня.
— Как интересно… — сказала Любовь Васильевна, нисколько не звуча заинтересованно. — Я их уже и не помню. Не признала.
Соня перебрала влажными от волнения пальцами ручки портфеля.
Любовь Васильевну она встретила еще в июле, когда впервые беседовала с директором. Она показалась ей неприветливой и строгой: весь разговор она внимательно слушала, но ни разу не проронила ни слова, а на сбивчивую речь Сони о своем обучении в институте отреагировала поджав тонкие бледные губы.
Сегодня Любовь Васильевна выглядела немного приятнее и разговорчивее, и ее повышенное внимание застало врасплох. Особенно внимание к привычке Сони успокаивать себя повторением глаголов, которой она почему-то застеснялась.
— Что ж, Софья Николаевна, ваша задача сделать так, чтобы ученики нашей школы запомнили больше, чем мое поколение.
— Я приложу к этому все усилия.
Любовь Васильевна сдержанно кивнула и распахнула дверь учительской.
Соня неловко улыбнулась и шагнула вперед.
Молодежи в этом учебном году, по словам директора школы Бориса Ивановича Алиева, прибавилось немало. Помимо нескольких учителей, которые должны были помогать в первый день молодняку, Соня сразу приметила еще пятерых бывших студентов: трех парней и двух девушек. И почти у всех, к ее облегчению, на лице читалась такая же растерянность, как и у нее. Невозмутимо слушал директора лишь темноволосый парень в очках и синей рубашке, и, как выяснилось во время общего знакомства, новичком он и не был вовсе.
Борис Иванович выглядел молодо — не старше своих пятидесяти лет — опрятно и свежо, а его спокойный и ясный взгляд внушал доверие. В отличие от Любови Васильевны, он понравился Соне с первого взгляда. На собеседовании он был очень дружелюбен, не хмурился, когда она начинала тараторить, а под конец даже разулыбался, когда немного поговорил с ней на английском, которого совсем уже не помнил.
Его напутственная речь действительно оказалась короткой. Может быть, потому что Борис Иванович берег слова для линейки, а может, из-за того, что до нее оставалось мало времени и нужно было сказать только самое важное. Он по очереди представил каждого из учителей, напомнил всем об уважении, взаимовыручке и необходимости быть мудрыми, но справедливыми по отношению к детям, затем картинно смахнув пот со лба, объявил, что дети ждут не дождутся момента, когда в их светлые головы начнут вкладывать знания, поэтому пора бы им всем идти. Соня, к своему собственному стыду, наивно поверила в сказанное и не сразу сообразила, почему все остальные учителя развеселились.
На линейку Любовь Васильевна также отправилась вслед за Соней и встала неподалеку от нее — сегодня им предстояло провести какое-то время вместе. За новыми учителями требовался глаз да глаз, Соня все понимала, так что деваться было некуда. Страшно, но нужно.
Школьный двор за те несколько минут, что они провели в учительской, успел заполниться детьми и их родителями, цветами, громкими разговорами и смехом.
Небо не прояснилось, но улица стала краше и насыщеннее от обилия ярких цветов.
Праздник Соне пришелся по душе.
Теплый ветер развевал красное знамя, белые банты и пионерские галстуки. Первоклассники несмело шагали к школе с рассеянно-радостными лицами. Некоторые сворачивали не туда и их приходилось подхватывать ребятам постарше. Кто-то даже вытирал слезы, еще не до конца осознавая, что ждет впереди, но уже почему-то расстраиваясь.
Глядя на ровные ряды нарядных мальчиков и девочек, Соня чувствовала, как лицо озаряет улыбка, которую и захотела бы — не скрыла — настолько она была широкой и искренней. А она и не хотела прятать радость и гордость за еще незнакомых детей, которым предстояло провести чудесные годы за школьными партами. И на сердце становилось очень тепло и совсем чуть-чуть тоскливо. Вроде и сама недавно стояла со своим первым классом в таком же кофейном платьице и нарядном белом фартуке, с букетом цветов, закрывающим обзор, побаивалась высокую и красивую классную руководительницу, стоявшую рядом, и стыдилась того, что толкалась локтями со своим заклятым другом Степкой прямо перед ней.
На школьную скамью не вернуться и подобного больше не испытать, однако теперь она имела право наблюдать за молодым поколением, стоя чуть поодаль, но в то же время совсем рядом. Она учительница! Подумать только!
— Нравится? — шепнул рядом незнакомый голос.
Соня вздрогнула и перевела взгляд с читающего стих пионера на незаметно подобравшегося к ней Виктора Ивановича — молодого учителя, которого она сначала приняла за такого же новичка.
— Нравится, — ответила она, не скрывая неодобрения в голосе — школьников за разговоры на линейке не поощряли, а учителя вообще-то должны были показывать им пример.
Виктор Иванович выглядел прилично. А еще он был учителем русского и литературы. Уж не утомился ли он вдруг от поэзии?
Соня предположила, что, наверное, все это в новинку только в первые годы работы в школе, а потом одни и те же стихи и песни становятся обыденностью.
— Софья Николаевна… — начал он. — Софья… разрешите звать вас так?..
От невиданной наглости она опешила, но, быстро взяв себя в руки, отрицательно мотнула головой.
— Не разрешаю.
Виктор Иванович ничуть не смутился и продолжил как ни в чем не бывало, не глядя на нее