я знаю, наполнен его любимым виски. Бутылка стоит пятизначную сумму, и он пьет его как воду. Я наблюдаю, как он наливает себе второй бокал, намеренно не предлагая мне. Минимального освещения достаточно, чтобы увидеть, что платинового обручального кольца на его левой руке уже нет.

Красные глаза, тихие мольбы и репутация трудоголика. Вот так я и оказался здесь.

Я разрушил брак.

Временный, несчастный.

Я совершенно уверен, что мой отец женился только потому, что иметь привлекательную молодую жену было удобно. Кого-то, кого он мог бы тренировать и контролировать, так же, как он растил Крю и меня.

Но все же… брак.

И несмотря на то, что большую часть своей жизни я провел в окружении несчастливых пар — или только одной половинки в них— это обязательство по-прежнему кажется мне священным.

Может быть, потому, что я своими глазами видел, как брак преобразил Крю. Наблюдал, как мой брат открыл для себя любовь как часть своего брака и научился относиться к ней как к чему-то драгоценному.

Мой отец и Кэндис никогда не разделяли эту связь, но осознание этого не приносит большого облегчения. Не тогда, когда у меня щеку щиплет, и я слышу отчаянные мольбы Кэндис, умоляющей меня заставить его передумать.

Артур Кенсингтон никого не слушает.

Особенно меня.

Он поворачивается, выгибая бровь, когда осушает полстакана янтарной жидкости.

— Убирайся к черту с моих глаз.

Я поворачиваюсь, зная, что он будет плохо думать обо мне за то, что я ушел по команде, как хорошо обученная собака. Но если я останусь, он будет оплакивать мою неспособность выполнить простую инструкцию. С ним я никогда не смогу победить.

— Оливер.

Я останавливаюсь, держась за дверную ручку.

— Тщательно охраняй свои секреты. Если ты когда-нибудь снова облажаешься, я позабочусь о том, чтобы каждый человек в этой стране узнал об этом. Я защищаю себя, забочусь о себе. Не о тебе. И никогда не буду. Понятно?

— Понял, — выдавливаю я.

Я захлопываю за собой дверь кабинета. Это по-детски и ничтожно, но краткий проблеск удовлетворения — лучшее, что я чувствовал за весь день.

ГЛАВА 1

ОЛИВЕР

Когда я открыл дверь, мой очень пьяный, очень раздраженный брат прислонился к косяку. Весь его вес приходится на одну руку, в то время как другой он агрессивно дергает за свой темно-синий галстук.

Он хмурится, когда узел отказывается поддаваться, как будто это лично его оскорбило тем, что он не развязался. Запоздало осознав, что дверь открылась, Крю протискивается мимо меня и, спотыкаясь, входит в пентхаус, ворча себе под нос.

— Привет. Привет. Конечно. Да. Заходи, — говорю я вслед его исчезающей спине.

Я все еще в своем костюме с работы, но он не пахнет ликеро-водочным заводом, как у Крю. Древесный, маслянистый аромат виски сохраняется в прихожей дольше, чем сам Крю. Этот же аромат ассоциируется у меня с моим отцом. И я тоже обычно пью его.

Я закрываю дверь, вздыхаю и затем следую за своим братом по коридору, который ведет в гостиную.

Когда раздался звонок в дверь, оставалось ответить всего на два непрочитанных письма, прежде чем я налил бы себе крепкий напиток и переоделся в спортивные штаны. Я чувствую, что это число растет с каждой проходящей секундой.

«Кенсингтон Консолидейтед» ведет дела с компаниями по всему миру. Кто-то, где-то, всегда бодрствует и отвечает. И когда вы изо всех сил пытаетесь добраться до вершины — или изо всех сил пытаетесь смириться с тем, что вы никогда не будете на вершине, в моем случае, — это означает, что обычного рабочего дня не существует для вас.

Крю валялся на коричневом кожаном диване, когда я зашёл в гостиную. Одна рука драматично закинута на глаза, черная ткань скрывает большую часть его лица.

— Комнаты для гостей наверху.

Он хмыкает. Не двигается.

Я потираю лоб, чувствуя, как буквально формируется головная боль, затем опускаюсь в одно из кожаных кресел. Я нанял дизайнера интерьера, чтобы обставить это место, потому что слишком занят, чтобы выбрать что-нибудь самостоятельно. Поскольку я всегда сижу на диване и редко приглашаю кого-то, это первый раз, когда я сижу в одном из кресел. Они неудобны.

— Итак… Что ты здесь делаешь?

Ответа нет.

Я прочищаю горло и скрещиваю руки на груди, беспокоясь, что застряну в этом неловком положении, где Крю дуется — или спит, я не могу точно сказать, что происходит у него под рукой, — и я застрял, сидя на чем-то похожем на деревянную доску, ожидая, когда он заговорит или сдвинется с места.

Крю не приходит ко мне в гости. Он был здесь один — может быть, два раза — с тех пор, как я купил этот пентхаус несколько лет назад.

Мы братья, которые работают вместе. Проводить время вместе за пределами офиса или светских мероприятий, которые мы обязаны посещать в рамках наших выдающихся ролей в компании, основанной нашим прадедушкой, в принципе неслыханно. Это было редкостью в те времена, когда Крю проводил свободное время в самых элитных клубах Манхэттена, и практически неслыханно сейчас, когда у него есть жена, дочь и собака.

— Я уже обсуждал это со Скарлетт ранее. — Крю наконец-то заговорил. — Пошел в бар, а потом пришел сюда. — Он поднимает руку и устремляет на меня серьезный, усталый взгляд. — Не женись, Оливер.

— Спасибо за непрошеный совет, — отвечаю я, глядя на барную тележку в углу комнаты с тем же тоскливым отчаянием, с каким человек, выброшенный на берег во время шторма, искал бы укрытия.

Брак — непривлекательная перспектива, занимающая последнее место в моем списке приоритетов, если он там вообще есть. Если не считать того этапа в моей жизни, когда я думал, что моя жена уже выбрана для меня, я мало думал об этом. С каждыми неудавшимися отношениями эта возможность отдалялась все дальше. Если вы спросите любую женщину, с которой я встречался за последние десять лет, я уже женат — на своей работе.