Кажется, он начинал приходить в себя, потому что слегка дернулся. Пора было делать оттуда ноги.

Я схватил со стола наручники и осторожно выглянул из закутка. Никого. Как видно, по воскресеньям здесь дела нет никому до милиции. Заглянув по пути в кухонку, я заметил на стене старый овечий тулуп. Дернув его с гвоздя, я тихо вышел из отделения.

На крыльце оказался косматый мужики, он читал расписание работы. Внизу у тротуара стоял мотоцикл «Урал» с коляской.

– А говорят, что круглосуточно работают, – ворчал мужик, берясь за дверную ручку.

– Нет там никого, – проговорил я степенным голосом и добавил, развивая мысль: – Кроме меня – никого. Тулуп вот надо просушить – дома, на огороде… Может, подбросишь?

Мужик уставился мне в лицо, словно ему предлагали уравнение с тремя неизвестными.

– Куда едешь? – смудрил я.

– В деревню, в Нагорный Иштан, – нехотя ответил тот.

– И мне туда же, – обрадовался я.

«Урал» быстро завелся и понес меня прочь от опасного места. Впрочем, мне казалось, что мотоциклист недостаточно быстро едет. Однако торопить его было нельзя.

На перекрестке я оглянулся: на крыльце маячил сержант. Он придерживал брюки скрученными руками. Потом вернулся назад. Побежал докладывать о происшествии дежурному оперу. Сейчас они организуют погоню.

Между тем мотоцикл уже несся в конце поселка. Еще минута – и меня здесь не будет. Лишь пыль какое-то время еще будет висеть над дорогой, но и та вскоре сядет.

На двенадцатом километре, перед самой деревней, я попросил остановиться.

– На покос заглянуть надо, – пояснил я.

– Тогда я поехал. – Мотоциклист покосился в мою сторону. – Я думал, ты живешь здесь… на дачах…

– Раньше жил, теперь – нет…

Положив на плечо тулуп, я пошел осинником от дороги, углубляясь в лес. Позади затрещал мотоцикл, и вскоре все стихло.

Возможно, мужик подумал, что у мента не все дома: то он тулуп собирался сушить у себя на огороде, то вдруг решил отправиться на покос. Но какой здесь покос, когда коров всех давно подкосили.

Память не подвела: на пути должен быть покос дяди Вани Захарова. Однако пройдены около пяти километров, а покоса все не видно. Тропинка заросла подлеском, и лишь по продолговатой впадине можно догадаться, что когда-то здесь разгуливал народ. Пройдя еще километра полтора, я оказался у косогора. Внизу темнела среди зарослей масса воды. Там была река. А где же покос?

Повернул назад. Странное дело: река на прежнем месте, а покоса нет. Возвратившись примерно до полпути, принялся искать прежние приметы. Вроде та же местность, и вроде бы не та. Верить не хотелось: покос дяди Вани давно зарос. Кругом деревья и кустарник. Теперь здесь чаща, дебри лесные. И высокая, по пояс, дикая трава. Нет больше никакого покоса, как нет и самого дяди Вани.

От голода снова начинало поташнивать. Если не найти продуктов, придется переходить хоть на подножный корм. Хорошо, что хоть мама пока что остается в полном неведении. Старушка не в том возрасте, чтобы рыскать по лесу. Она уверена: сын живет в Нагорном Иштане у реки, в палатке. И пусть себе живет, раз так он решил.

Было то самое время, когда вовсю орудовала мошкара. Эта мелочь лезла в уши, нос, глаза и застревала в волосах. Ночью будут донимать комары. Скверно, что нечем развести огонь. Без него в лесу – совершенно беда. Об этом каждый чукча знает. Будь на этом месте, как и прежде, покос, можно было бы забиться под стог – и ночлег обеспечен.

«Надо идти к реке», – решил я. – Она судоходна. К берегам, случается, причаливают лодки. Иногда их оставляют без присмотра. И в них встречаются рюкзаки, набитые всевозможной снедью…»

– Вы решили повесить на меня утопленника… – мычал я сквозь зубы. – Посмотрим, что у вас получится.

У «Бариновой горы» я стал спускаться вниз. В действительности, конечно, никакая это была не гора. Так себе. Высокий обрыв над рекой, поросший лесом. Говорили, на этом косогоре когда-то давно жил барин-художник. Подростками мы бывали в этих местах, но, кроме заросших ям, ничего не обнаружили.

С трудом я перелезал через рухнувшие ели и сосны, проползал под ними среди сучков, обходил сбоку, уклоняясь от тропы и вновь возвращаясь. Наконец в изнеможении свалился к ручью. Он впадал в реку. За ручьем, на высоком глиняном косогоре, поросшем молодым сосняком, стояла наверху церковь.

Меня мучила жажда, но добраться до воды не было никакой возможности: ноги тотчас уходили в синюю глину.

Лавируя среди обомшелых ив, ступая мокрой почвой, добрался до реки. Кругом одна пустота. Ленивая волна с шорохом гладила глинистый берег. В стороне от ручья – в том месте, где обычно поджидали рейсовый теплоход, – выглядывал из крапивы уродливый ржавый сарай с красными облезлыми буквами: «Нагорный Иштан». Теплоходы давно не ходили – сарай остался. За сараем возвышался затравенелый крутой косогор, на котором и стояла деревня.

Ни души кругом. Ни одной причаленной лодки. Зато в зарослях лопухов, крапивы и конопли прятались над рекой ряды стальных ящиков, похожих на сейфы. Местные садоводы прятали в них рыбачьи принадлежности. Замки на ящиках самодельные, винтовые.

В кармане у меня лежал затвор от чужого табельного оружия, у ног валялся тулуп. Мысли неслись испуганным табуном. Сержант жив, слава богу. Остальное лишь дело времени. Выбраться бы только отсюда.

Со мной творилось что-то неладное. Меня тошнило, кружилась голова, дрожали ноги. Хотелось лечь и куда-нибудь провалиться.

У основания косогора лежало болотце, а над ним, в нескольких метрах выше, тянулись кверху несколько древних елей. Громадные деревья были все теми же. Зато изменился южный лысый склон косогора. Глиняный откос теперь кучерявился молодыми сосенками.

Меня тянули к себе старые долговязые ели.

Пришлось мочить ноги. Я вброд перешел ручей, обошел болотце и поднялся на четвереньках к деревьям. В этом месте была небольшая горизонтальная площадка. Еловые лапы касались земли, под ними на полу лежал толстый слой пожелтелой хвои.

Бросив на пол тулуп, я лег поверх него. Вверх уходила череда корявых сучьев. Сквозь них не видно неба. Дождь, если случится, едва ли достигнет земли. Он стечет по краям. У ствола будет сухо. Это меня устраивало…

У меня была высокая температура, я засыпал и вновь просыпался, не понимая, в каком времени суток нахожусь и сплю ли вообще.

Наверное, это была ночь, когда вдруг зашумел ветер. А может, это прошуршали кусты. Пришлось напрячь тело и, превозмогая усталость, открыть глаза: рядом стояла женщина, обросшая кучерявыми волосами. Волосы росли на ее покатой спине. Тело прикрыто подобием сарафана. Это было платье без рукавов, с широкими проемами спереди и сзади. Она прислонилась к дереву и заговорила.

«Лежишь? А ведь это тебе не поможет. Иди ко мне, и мы скатимся с тобой прямо в болото». – Она протянула ко мне кучерявые ладони.