Лос-Анджелес, Калифорния

7-Я игра финальной серии западной конференции

Игроки «Портленд Трэйл Блэйзерс» шагали к своей скамейке после окончания третьей четверти решающей 7-й игры финальной серии Западной Конференции против «Лос-Анджелеса», ведя в счете 71:58. Бахвальства «Лейкерс», клявшихся пройтись по всем соперникам катком на пути к титулу чемпионов NBA, внезапно зазвучали фальшиво.

Тренер «Лейкерс» Фил Джексон собрал своих ассистентов на совещание на площадке, пока Шакил О’Нил и его партнеры плюхались на скамейку и ждали.

Джексон начал готовить свою команду к этому моменту очень давно. Его инструкции были лаконичными: «Когда разверзаются врата в ад, вспомните о своем «безопасном месте» и отправляйтесь туда мысленно – в образ или воспоминание, которое будет излучать спокойствие, счастье и умиротворение».

– Шакил, – спросил Джексон спустя недолгое время после своего прихода в «Лейкерс». – Где твое безопасное место?

– На коленях моей бабушки Одессы, сидящей в своем кресле-качалке, – отвечал большой человек.

– И как так вышло, что это стало твоим безопасным местом?

– В детстве она находила меня после того, как я попадал в неприятности, – говорил Шакил. – После того как я творил очередную глупость, а мой отец устраивал мне взбучку. Когда он заканчивал колотить меня, она пробиралась в мою комнату с куском бисквитного торта, качала меня на руках и говорила: «Все хорошо, малыш. Все будет в порядке».

Пока Шак вечером 4 июня вертелся на скамейке от досады, поглощая недовольный гул и свист разгневанных и шокированных болельщиков «ЛА», его первой мыслью была эта: «Если «Лейкерс» сядут в лужу в этой серии, я знаю, кого назначат главным виновником».

Его – так же, как это было в «Орландо», когда они не смогли выиграть титул.

Только не снова. О’Нил закрыл глаза. Он вызвал в памяти образ бабушки Одессы, следуя распоряжениям Фила Джексона. Он сосредоточился на ее мягком голосе, ее вкрадчивой улыбке, успокаивающим словам.

«Лейкерс» вышли из круга, но сперва ветеран Рик Фокс успел бросить партнерам вызов:

– И вот так вот мы вылетим? Вот так все закончится?

– Нет, – сказал им большой человек. Только не снова.

«Портленд» развил свое преимущество до 15 очков за 10 минут 28 секунд до конца игры. Именно в тот момент Шакил О’Нил, которого большую часть вечера опекали двое, а то и трое соперников, высвободился и сделал данк прямо у них над головами. Это попадание вдохновило «Лейкерс» на 15 набранных подряд очков – и их потрясающий камбэк довершил еще один слэм О’Нила, на сей раз после ювелирного навеса от Коби Брайанта, набросившего мяч петлей, словно в замедленной съемке.

Обычно Шак после таких демонстраций доминирования хладнокровно разворачивался и трусцой бежал по площадке назад с каменным выражением лица, как будто говорил: «Был там. Видел». Но не в этот раз. Он в ликовании выбросил пальцы рук высоко в воздух и бежал по площадке во весь опор, широко раскрыв рот и сверкая выпученными глазами.

Бабушка Одесса была права. Все будет в порядке.

Моя бабушка называла меня Шоном – не Шаком, не Дизелем, не Большим Аристотелем, не Шактусом или Биг Шэмроком. Тогда я был просто маленьким мальчиком, бегавшим по району муниципального жилья в Ньюарке, Нью-Джерси, и нуждавшимся в ком-то, кто приглядывал бы за мной.

Возможно, я и выглядел крупным, но я был всего лишь ребенком. Я был окружен, главным образом, женщинами, и если моя бабушка или тетя Вив, или моя мама видели, что возле нашей квартиры снуют наркодилеры, они тут же выходили и говорили им побыстрее убираться отсюда. Они предупреждали их, чтобы они держались подальше от их Шона. Как-то раз, когда один из этих мутных ребят заговорил со мной, моя тетя Вив выскочила из двери и начала молотить его руками.

– А ну отвалил от него!! – кричала она, колотя чувака по спине кулаками. – Этот мальчик станет баскетболистом!!

Я должен был стать кем-то особенным. Так всегда говорила мне мамочка.

Я должен был стать Суперменом.

Мое полное имя – Шакил Рашоун О’Нил. Моя мама, Люсиль О’Нил, была одна, когда родила меня. Ей было семнадцать, когда она забеременела. Я никогда не понимал, почему моя мать дала мне мусульманское имя. Предполагаю, что она могла чувствовать себя изгоем или считала, что никто ее не любил. Шакил означает «маленький», а Рашоун – «воин». Я был ее маленьким воином. Вместе с мамой мы собирались дать миру бой.

Моя бабушка Одесса Шэмблисс была христианкой, поэтому настаивала на том, чтобы называть меня Шоном. Бабушка была тем человеком, который всегда говорил мне: «Верь в себя». Одесса всегда говорила низким голосом, примерно как я сейчас, и всегда улыбалась.

Бабушка Одесса выглядела как примерная прихожанка. Она всегда носила платье. Никогда не сквернословила, никогда не повышала голоса и всегда держала Библию под рукой. Я ни разу не видел ее настоящих волос, потому что она все время носила эти кудрявые парики.

Бабушка была мечтательницей и давала мне понять, что и мне мечтать не вредно. Когда я был рядом с бабушкой, я всегда чувствовал себя в безопасности. Разумеется, она умела незаметно подкрасться и впихнуть в меня рыбий жир. Я ненавидел его, но она безгранично в него верила. Она свято верила, что он может вылечить все. По утрам я насыпал себе здоровую миску хлопьев Trix и едва только принимался за нее, как она тут же ловко просовывала в нее чайную ложку рыбьего жира – прямо у меня под носом. Прекрасный завтрак безнадежно испорчен.

Очень продолжительное время я не понимал, почему моя фамилия отличается от фамилии всех остальных членов семьи. Моими мамой и папой были Люсиль и Филип Харрисон, но я был О’Нилом. Это как вообще работает? Выяснилось, что О’Нил – девичья фамилия моей матери. Она вышла замуж за Филипа, взяла его фамилию, но меня оставила О’Нилом. Меня это, кажется, не слишком волновало, но однажды в школе один из учителей спросил меня: «Шакил О’Нил? Как так вышло, что фамилия у тебя не такая же, как у папочки?» Я пошел к маме за разъяснениями.

Она решила, что мне стоит познакомиться с моим биологическим отцом. Его звали Джозеф Тоуни. По-моему, мне было лет семь. Помню, что он был высоким, красивым парнем, но ему было толком нечего сказать мне. Мне рассказывали, что у него были отличные шансы на стипендию в Сетон-Холл, где он должен был играть в баскетбол, но он впутался в наркотики и упустил свой шанс.

В тот день, когда я поехал знакомиться с ним, он вел себя довольно мило. Он сказал: «Как дела?