Вот только была одна проблема: я до сих пор ни разу не сделал данка в игре. Я подбирался к этому и физически смог наконец обрести необходимую координацию, но барьер был отчасти психологическим. Я просто сомневался. Что, если я промажу? Я не хотел, чтобы кто-нибудь насмехался надо мной.

Джо пытался помочь мне. Мы начали данкать носком. Как только я почувствовал себя достаточно уверенно, я попытался данкать теннисным мячом. Далее был мяч для софтболла, потом волейбольный, а потом наконец баскетбольный.

Но делать данки в пустом спортзале в компании друга Джо – это совсем не то же самое, что сделать данк в игре, на глазах у болельщиков и близких – особенно на глазах у отца.

На третьем году обучения мы как-то попытались разбить прессинг: Даг Сэндберг бросил мне мяч на середину площадки, а я решил довести его до корзины сам. Я веду мяч по площадке и начинаю исполнять аккуратный фингер-ролл, вот только слишком сильно закручиваю мяч, и он как будто сваливается с кольца. Откуда ни возьмись я слышу голос своего отца, кричащего с трибун: «Бери тайм-аут! Бери тайм-аут!»

Я отказываюсь поднимать на него глаза. Я знаю, что это он – все это знают, – но я не чертов тренер, то как я могу взять гребаный таймаут?

Но «нет» не устраивает Сержанта. Вот он спускается с трибун, и – слава богу! – таймаут берет другая команда. Мы должны встать в круг, но в этот момент отец хватает меня и говорит: «Что еще за фингер-ролл?» Я говорю ему: «Я пытаюсь быть как Доктор Джей».

«Ты че мне сейчас сказал, повтори?» – заорал он. Он схватил меня за униформу и потащил прочь из зала через боковую дверь. Тренер и другие игроки стояли и смотрели на нас, но перечить моему отцу не решился никто.

Мы стояли в коридоре, и уже звучала сирена, потому что таймаут почти закончился, но Сержанту все равно. Он колотит меня в грудь. «К черту Доктора Джея! – рычит он. – Займись лучше Шакилом О’Нилом. А теперь пошел вон и начал данкать!»

Он знал. Он знал, что я боюсь данкать. Он знал, что единственный способ заставить меня данкать, это пристыдить меня этим.

Я вернулся на площадку, получил мяч и сделал монструозный данк. То есть реально бешеный. А потом я осознал: «Чел, да это не так уж и трудно. Я способен на это».

Начав данкать, я уже не мог остановиться. Мне нравилась мощь данка, и я сразу подсел на выражение ужаса на лицах парней, появлявшееся всякий раз, когда я вколачивал этого засранца у них над головами.

Данки не могут быть единственным элементом моей игры, я это понимал, но они могут быть тем самым элементом.

Кривая моей успеваемости шла все вверх, вверх, вверх. Когда я не практиковался в спортзале, я понемногу крал стиль у всех и каждого великого игрока, за которым наблюдал по ТВ.

Помню, что одним из первых, за кем я начал следить очень пристально, был Патрик Юинг. Я обожал его за то, каким злым он был. Он бегал по площадке с гримасой на лице и всегда выглядел так, будто готов вышибить дерьмо из любого, кто ему попадется. Было видно, что люди боятся его. Я смотрел на него и думал: «Да, вот это мне и нужно».

Когда я был в старшей школе и торчал дома в качестве наказания за то, что делал что-то, что не нравилось Сержанту, я частенько смотрел на Майкла Джордана и Юинга, всячески впитывая, фиксируя в голове увиденное. Теперь, когда я закрывал глаза, я больше не мечтал стать Халком или Суперменом. Я теперь мечтал о Джордане и Юинге.

В это время люди часто говорили, что я не стану баскетбольной звездой, но они не знали, что я решил похитить тяжелый характер Юинга.

Впервые я пересекся с Патриком в дебютный сезон в «Орландо Мэджик». Мы играли на «Мэдисон Сквер гарден», и я планировал пожать ему руку и сказать: «Здравствуйте, мистер Юинг», – но не успел я поймать для этого момент, как он унизил меня. Я подошел пожать ему руку, а он не стал отвечать. Тогда я выставил кулак, и он от души заехал мне по костяшкам. А потом сказал: «Я надеру тебе зад, салага».

Юинга злило то, что обо мне говорили как о следующей большой звезде (коей я и был). В свой первый год в NBA я лидировал в голосовании на участие в Матче Всех Звезд, и после того, как я победил, Юинг сказал некоторым ребятам, что ни одному дебютанту нельзя позволять выходить на матч в старте. В тот год сборную Востока тренировал Пэт Райли, но он же был тренером Патрика в «Никс», и потому он всем говорил, что мой выход в старте на игру – это «нелепо». Так что когда настало время выходить на матч, Райли выпустил меня в старте, но в итоге я сыграл ровно столько же минут, сколько и Патрик.

Мне это не понравилось. Я никогда об этом не забывал. Меня выбрали игроком старта на голосовании. Не Юинга. Фанаты хотели увидеть меня. Так дайте же им то, чего они хотят, правда же?

Юинг не был единственным парнем, у которого я подсматривал движения в старшей школе. Как-то вечером меня наказали, и я смотрел дома баскетбол АСС, и там был чувак по имени Чарльз Шеклфорд, форвард из Университета Северной Каролины – он разрывал всех на своем пути. Я смотрел на его игру, и мне нравилось, что он делал, а еще он носил большие наколенники, и я такой: «Да, я позаимствую это». Его называли «Шаком», так что на следующий день я прихожу на тренировку в здоровенных наколенниках, и теперь я тоже «Шак».

В общем, я со своими пацанами на базе продолжаю смотреть все студенческие матчи, какие только удается, и в одной из этих игр вижу, как Шерман Дуглас из «Сиракьюз» снабжает навесами типа по имени Рони Сейкали. Я заметил, что каждый раз, когда он данкал, он подтягивал свои ноги вверх. Я смотрю на него и думаю: «Это я. Я это позаимствую».

В один из дней я сижу дома, пока военные обсуждают кого-то по имени Дэвид Робинсон; в итоге мой отец пошел за кассетой с его игрой, усадил меня перед телевизором, и мне удалось увидеть записи Дэвида Робинсона. Я смотрю, как он бегает по паркету и говорю себе: мне есть над чем поработать, после чего выхожу из