либерализма тем, что он в широком смысле определяет как национализм, не обращая внимания на основные экономические факторы, побуждающие либеральную агрессию, и продолжая принимать Соединенные Штаты за чистую монету как либеральную демократию. Соединенные Штаты больше не являются либеральной демократией, если когда–либо и были таковой.

Вместо того, чтобы пытаться точно сформулировать, что такое “хорошая жизнь” на самом деле, что является невыполнимой задачей в мире огромного количества культур, обстоятельств и мировоззрений, нам следует отказаться от эгоцентричных размышлений, которые сохраняются в западной политической науке, и признать, что, с универсальной точки зрения, наиболее важной частью выраженияхорошая жизнь"life itself, first and foremost, with it then being good", зависит от ряда чрезвычайно сложных причинных факторов. Очень многие из этих факторов часто рассматриваются американской политологией для проформы из–за того факта, что большинство этих ученых не прошли ни через один из важнейших опытов, которые большая часть человечества за пределами Соединенных Штатов переживает ежедневно и делали на протяжении веков — борьбу просто за выживание. Иными словами, большое количество людей, даже целые нации, борются за саму жизнь, рассматривая эту жизнь как благо как важное, но в лучшем случае второстепенное соображение.

Если не принимать во внимание природные условия и стихийные бедствия, такие как землетрясения или эпидемии, как причины борьбы за выживание, печальная реальность такова, что все другие факторы, заставляющие людей бороться за жизнь, совсем не естественны — все они имеют человеческую причину, будь то санкции, примененные к Ираку 20 века, которые привели к гибели сотен тысяч детей, или разрушение относительно стабильной и процветающей Ливии в 2011 году, ошибочно названное R2P. Конфликт — это часть природы человека, а война является апогеем конфликта, который затем переходит в вооружённый и действительно определяет человеческую жизнь с момента зарождения цивилизации. Люди становятся жестокими при определённых условиях, и это приводит к борьбе за жизнь тех, кто слабее, против насилия, применяемого теми, кто сильнее. Американские политологи тратили и продолжают тратить значительное время и ресурсы на якобы изучение природы конфликта, то есть природы войны, но, за некоторыми очень редкими исключениями, остаются в поразительном неведении относительно экстремального характера этого конфликта — того, что он затрагивает жизнь и смерть большого числа людей при обычно ужасающих обстоятельствах, влияние которых затем формирует оба общества, как победителя, так и проигравшего. Как отметил Дэниел Ларисон из The American Conservative в своей статье с симптоматичным названием “Почему США не понимают своих противников”:

К сожалению, США удивительно плохо разбираются в этих вещах. Это не просто провал администрации Трампа. Большинство американских политиков обычно неверно оценивают намерения и цели наших противников, и они часто изобретают фантастическую версию рассматриваемого режима, которая снова и снова вводит их в заблуждение. Одна из причин этого заключается в том, что просто легче спроецировать наши предположения о том, чего должен хотеть режим, чем прилагать усилия к тому, чтобы видеть вещи такими, какие они есть. Другая причина заключается в том, что многие наши политики ошибочно думают, что если они пытаются понять взгляды противника, это должно каким–то образом означать, что они симпатизируют противнику или потворствуют его поведению. Вместо того, чтобы пытаться узнать своего врага, наши лидеры предпочли бы не делать этого, опасаясь быть “запятнанными” этим опытом. Этот недостаток знаний в некоторых случаях усугубляется отсутствием нормальных дипломатических отношений с противником. Политическая культура поощряет наших лидеров к такому обречённому на провал подходу к международным проблемам, поощряя людей, которые выдвигают жёсткие, но невежественные положения о проблеме, и маргинализируя тех, кто стремится понять её как можно полнее.2

Ларисон — один из очень немногих американских ученых, которые признают такой тревожный факт, но проблема лежит ещё глубже — американская наука в целом, и особенно область так называемой политологии, не в состоянии, из–за удачной географической изоляции Америки от ужасов континентальной войны, понять природу и применение того, что является основой борьбы за выживание и, предположительно, борьбы за хорошую жизнь — военной мощи. Этот провал был неизбежен в обществе, которое имеет, по сравнению со многими другими обществами, довольно ограниченный опыт борьбы за собственное выживание, несмотря на непрекращающиеся опасения правительства по поводу внешних угроз, которые до 11 сентября были в значительной степени нереализованными. И даже тогда, несмотря на то, что террористические акты 11 сентября были впечатляющими в худшем смысле этого слова, они никоим образом реально не угрожали существованию Соединенных Штатов как нации и её политических институтов. Другими словами, выживание Америки не было под вопросом.

Либерализм в его различных современных проявлениях, таких как глобалистский капитализм, также известный как глобализация, имеет “звёздный” послужной список использования угроз в качестве основного инструмента в международных отношениях. Глобализм агрессивен по целому ряду причин, начиная от чисто экономических интересов и заканчивая убежденностью в культурном превосходстве. Они образуют балласт для того, что впоследствии становится военной агрессией, к которой легко прибегают из–за зачастую полной неспособности понять практику (что на самом деле происходит во время войны) и последствия применения военной мощи (что на самом деле происходит в результате этой травмы и разрушений) и, соответственно, понимания того, как достичь глобального военного баланса, исключающего войну. Это не значит, что либеральная академия не пытается понять это — она пытается неоднократно, в том числе путем создания различных моделей и теорий международных отношений и войн, но слишком многие из этих теорий — не более чем конспекты на доске. Стоит отметить, что при всей своей агрессивности в период после Второй мировой войны главная движущая сила глобализма, Соединенные Штаты, продемонстрировали довольно посредственный послужной список военных достижений, в то же время предлагая множество теорий о том, как выигрывать войны и что такое военный баланс. Появлялось и исчезало множество теорий, пытающихся объяснить, как взаимодействуют война и международные отношения, будь то “Новая система” Стивена Биддла или реализм внешней политики в его умопомрачительном разнообразии — от структурных теорий до теорий наступления и обороны, или даже теория наступательной обороны, например, определяемая, среди многих других, Чарльзом Глейзером и Хаимом Кауфманом как соотношение затрат на наступление и оборону.3

Однако лишь немногие из них дают ответ на вопрос о том, что на самом деле представляют собой военная мощь и баланс сил, какова их природа и какова их роль в борьбе за выживание. Это поднимает чрезвычайно важный моральный вопрос о том, кто является жертвой, а кто хищником в диадических отношениях наций. Без решения этого вопроса никакие рассуждения о соотношении нападения и Защиты или любые другие рассуждения не помогут