Я беру медальон, покорившись необходимости заключить невыгодную сделку, и — вот странность! — рука сжимается, как «челюсти жизни»[2]. Лицо у меня краснеет от натуги, пока я пытаюсь отодрать пальцы от подвески. Кажется, проходит целый час, прежде чем сердечко с цепочкой падают в протянутую ладонь репоносого. Он смотрит на меня, и глаза его теплеют.

— Скажи, что потеряла ее, — дает он мне напоследок бесплатный совет.

Если бы мистер Уэбстер решил включить в свой словарь слово «фрик», Анна Фицджеральд была бы лучшим определением, которое он мог бы ему дать. Дело не только в том, как я выгляжу: тощая, как беженка, о грудях и говорить не приходится, волосы цвета грязи, на щеках веснушки, как в задании «соедини точки», и они, позвольте вам сказать, не блекнут ни от лимонного сока, ни от лосьонов против солнца, ни даже — печально, но факт — от наждачной бумаги. Нет, Господь в день моего рождения явно пребывал в каком-то особом настроении, потому что к этой сказочной комбинации физических черт добавил более широкую картину — семью, в которой я появилась на свет.

Родители пытались сделать так, чтобы жизнь шла нормально, но все относительно. Дело в том, что я никогда не была ребенком. По правде говоря, ни Кейт, ни Джесс тоже не были. Думаю, мой брат имел возможность наслаждаться солнечными денечками лет до четырех, пока Кейт не поставили диагноз, но с тех пор мы, беспрестанно оглядываясь через плечо, сломя голову неслись к взрослению. Знаете, многие дети представляют себя героями мультфильмов — думают, если им на голову упадет гигантский молот, они отлепятся от асфальта и побегут дальше. Ну, я-то никогда в такое не верила. С чего бы мне верить, когда мы чуть не каждый день сажали Смерть за свой обеденный стол?

У Кейт острый промиелоцитарный лейкоз (ОПЛ). Вообще, это не совсем правда — прямо сейчас его у нее нет, он, как медведь, впал в спячку под ее кожей и дремлет, пока не решит вновь издать грозный рык. Диагноз Кейт поставили в два года; теперь ей шестнадцать. «Молекулярный рецидив», «гранулоцит» и «катетер» — слова из моего лексикона, хотя они не встречались ни в одном школьном проверочном тесте. Я аллогенный донор — прекрасный экземпляр для родной сестры. Когда Кейт нужны лейкоциты, или стволовые клетки, или костный мозг, чтобы создать иллюзию здоровья у ее тела, я снабжаю сестру необходимым. Почти каждый раз, как Кейт отвозят в больницу, я оказываюсь там же.

Все это ровным счетом ничего не значит, только вы не верьте тому, что услышите обо мне, и меньше всего доверяйте тому, что скажу вам я сама.

Я поднимаюсь по лестнице, а из комнаты наверху выходит мама в очередном вечернем платье.

— Ах! — произносит она и поворачивается ко мне спиной. — Вот как раз девочка, которая мне нужна.

Застегиваю молнию и смотрю, как мама кружится. Она могла бы быть красавицей, если бы спустилась на парашюте в какую-нибудь другую жизнь. У нее длинные темные волосы и нежные ключицы, как у принцессы, но уголки рта всегда опущены вниз, будто она проглотила и усваивает какую-то плохую новость. Свободного времени у нее мало, ведь планы могут круто измениться, если у моей сестры вдруг появится синяк или потечет кровь из носа, но имеющееся она проводит на Bluefly.com — заказывает экстравагантные вечерние платья для дворцовых приемов, на которых никогда не побывает.

— Как тебе? — спрашивает мама.

Платье переливается всеми красками заката и сделано из ткани, которая шуршит при движении. Оно без бретелек, такое могла бы надеть кинозвезда, чтобы пройтись, качая бедрами, по красной ковровой дорожке. Полное противоречие дресс-коду загородного дома в Верхнем Дерби, Род-Айленд. Мама скручивает волосы в узел и держит их рукой. На кровати лежат еще три платья: черное в обтяжку, в бусинах из стекляруса и одно на вид невероятно маленькое.

— Ты выглядишь…

Усталой. Слово пузырится у меня на губах.

Мама замирает, и я пугаюсь: неужели произнесла его невзначай? Она делает рукой знак, чтобы я замолчала, и направляет чуткое ухо в сторону двери.

— Ты слышала?

— Что?

— Кейт.

— Ничего я не слышала.

Но мама пропускает мое замечание, потому что, когда речь идет о Кейт, она никого не воспринимает. Решительным шагом поднимается по лестнице и открывает дверь в нашу спальню. Там моя сестра бьется в истерике на кровати, и тут мир снова рушится. Мой отец, кабинетный астроном, пытался объяснить мне, что такое черные дыры, какие они тяжелые и как им удается затянуть в себя все, даже свет, прямо в центр. В такие моменты, как сейчас, возникает похожий вакуум. Не важно, за что ты цепляешься, тебя все равно засосет туда.

— Кейт! — Мама опускается на пол, дурацкая юбка облаком взвивается вокруг нее. — Кейт, дорогая, что болит?

Сестра прижимает к животу подушку, по ее лицу рекой текут слезы. Мокрые пряди светлых волос прилипли к лицу; она тяжело дышит. Я замираю на пороге в ожидании инструкций: «Позвони папе. Набери 911. Свяжись с доктором Чансом». Мама вытрясает из Кейт объяснение.

— Престон, — всхлипывая, бормочет та. — Он расстался с Сереной навсегда-а.

Только тут мы замечаем телевизор. На экране красавчик-блондин с тоской глядит на женщину, плачущую почти так же горько, как моя сестрица, а потом хлопает дверью.

— Но что у тебя болит? — не унимается мама, полагая, что причина рёва должна быть более серьезной.

— О боже мой! — сопя носом, изрекает Кейт. — Ты хоть представляешь, что пережили вместе Серена и Престон? А?

Кулак внутри меня разжимается, я понимаю, что все в порядке. Норма в нашем доме — нечто вроде слишком короткого одеяла: иногда оно накрывает тебя как надо, а в следующий раз ты трясешься под ним от холода, но хуже всего то, что ты никогда не знаешь, какое из двух состояний наступит. Я присаживаюсь на край кровати Кейт. Хотя мне всего тринадцать, я выше сестры, и люди то и дело принимают меня за старшую. Нынешним летом Каллахану, Уайатту и Лиаму, главным героям этой мыльной оперы, временами приходилось несладко. Теперь, похоже, настала очередь Престона.

— У них хотели похитить ребенка, — вступаю в разговор я.

Вообще-то, я следила за сюжетом. Кейт просила меня записывать пропущенные серии, когда ее забирали на диализ.

— И еще она чуть не вышла замуж за его брата-близнеца, — добавляет сестра.

— Не забудь, как он погиб при столкновении лодок. Его не было два месяца, — включается в беседу мама, и я вспоминаю, что