перестала со мной разговаривать. Со мной всегда так. В общем, я объяснила нашей Ирише, что мрачно смотрю только на школу, которая является тюрьмой. А в целом – жизнь прекрасна!

– Лиза, ну почему же тюрьмой? – по-театральному вскинула руки вверх училка.

Она всегда очень эмоционально ведет урок – жестикулирует, разговаривает разными голосами, как чревовещатель. Мы умираем со смеху. А один раз даже плакала, когда читала стихотворение Блока. Сказала, что мы пока еще не понимаем, о чем оно, и очень грустно, что времена Прекрасной Дамы прошли. Мы не поняли ни фига, из-за чего она расстроилась. Но она так красиво плакала, просто блеск. А потом прочитала стихотворение «Сжала руки под черной вуалью» и что-то там еще. В классе сразу повисла легкая грусть, словно дымкой затянуло. Даже Лысый наконец заткнулся и замер, глядя в окно. Большинство теток, когда ревут, сразу становятся страшными. Нос разбухает как слива, красные узкие глаза напоминают «япону мать». Ужас! Тем дебильнее звучат советы из ток-шоу, которые так любит Мамзель. Один раз я услышала, как тетки по телику советуют зрительницам, которые мечтают подцепить богатенького буратину, «брать мужика слезами». Да, да, именно так и сказала одна крашеная лохудра с силиконовыми губищами вполлица. Уж не знаю, как это у нее работает. Может, по принципу фильмов ужасов? Наверное, как только эта губошлепка начинает плакать, мужики со страху готовы отдать все свое бабло, осыпать это огородное пугало бриллиантами, лишь бы оно прекратило страшный вой. А вот наша Ирина могла замереть, и вдруг – бац – из глаза выкатывалась красивая, словно росинка на траве, слеза. Так умеют делать только она и моя мать, когда им хочется произвести впечатление. Все в школе знают, что Ириша поступала в молодости на актерское, но не добрала баллов. Думаю, из нее вышла бы неплохая актриса. Странно, что она так и осталась училкой. Хотя только из-за нее можно с трудом, но все же переносить школу. Реально, у нее талант.

– Если бы вам в детстве сказали – можешь ходить в школу, а можешь не ходить, сиди дома, читай книжки, что бы вы ответили?

– Я любила школу. У меня было много друзей.

– Неправда. Это были товарищи по несчастью. Сокамерники. Вы не выбирали этих друзей, они просто оказались рядом волей случая. Ни один ребенок не хочет добровольно идти в сад или в школу. Его заставляют.

И тогда Ириша посоветовала мне писать. Она там что-то прогнала по поводу моего литературного дара и оригинальных сочинений. Хотя нет у меня никакого дара, кроме того, чтобы гениально говорить всем гадости. Это я точно знаю. Но одна вещь, которую она сказала, показалась мне правильной. Что-то о том, что в четырнадцать лет слишком мало опыта и когда тебе плохо, ты не понимаешь, полный ли копец тебе пришел или все-таки бывает хуже. Мне всегда казалось, что полный, а потом выяснялось, что нет. Все это были «гладиолусы». И в конце лета, когда страсти немного улеглись, я взяла и записала все, что случилось со мной, Мамзелью, Васьком, Киром, тетей Ясей и дядей Лосем этим летом. И как мы с братом удрали из дома, и как потом грянул гром. Я только вначале не понимала, кому писать. Потому что писать дневник самому себе – это бред. Что я, дура, что ли, сама с собой разговаривать? Но тут она сказала почти то же самое, что и ты, Лео, когда я рассказала тебе про капсулу времени. Ириша сказала, что через несколько лет я буду уже не я, и это вроде как послание совсем другому человеку, которому оно сможет очень сильно помочь. Может, и так, но мне все же легче писать тебе, Лео, чем какой-то там взрослой себе. Может, я вообще стану такой же фифой, как моя Мамзель, и буду жеманно поджимать губы и цокать каблуками по асфальту. Такой лучше не писать правду, она все равно не поймет, а только расстроится из-за несовершенства этого мира. Так что я беру ручку, бумагу и начинаю…

Дорогой, Лео! Письма – это такой старый дедовский способ, он давно уже не актуален. Ведь есть интернет, виберы там, вацапы и скайп. Но я ведь собираюсь заложить для нас капсулу времени, поэтому приходится пользоваться былыми методами передачи информации, как завещал нам великий Костров (про этого колдуна девяностого уровня расскажу чуть позже). Спасибо, Костров, что разрешил хоть не на бересте писать в будущее, блин! Но открою вам тайну, о потомки, у меня есть и более современный способ общения. С того самого момента, как дядя Лео стал пылью, я частенько болтаю с ним по ракушке. И хоть ты не отвечаешь, Лео, я уверена – ты слышишь нас там, где ты есть. И если все, что ты говорил про пыль, – правда, то ты там отлично поржешь надо мной, кувыркаясь в лучах утренней зари. Только не реветь, только не реветь! Возьми себя в руки, дочь самурая!

Вот, опять отвлеклась. Главное же, чем хороши капсулы времени, так это тем, что, если все пошло вдруг не так, как хотелось, можно закопать новую и снова изменить рельеф будущего. Если изобретатель Костров, конечно, не врет.

Однако лучше напишу все по порядку. Понимаю, Лео, что мы не виделись целый год, но я начну с лета, это хорошая красная линия. Для меня лето всегда было чем-то вроде границы – окончания ненавистного детского сада, потом школы. Мой личный Новый год наступает не как у всех – зимой, а именно в конце мая, когда я выхожу из школы и смотрю на небо. Я ложусь прямо на траву, где бы ни находилась эта чертова школа, и смотрю на небо, даже если идет дождь. Дядя Лео говорил, что это самый простой и доступный способ летать. А если не летать, то зачем тогда жить. Поэтому, когда я была поменьше, то старалась как следует раскрутиться до того, как лечь на землю, и потом уже реально парила над миром. Мимо проносились фонари, многоэтажки, провода, а вскоре начиналось небо. Это мой самый любимый момент. Ну, сейчас я тоже иногда так делаю, когда никто не видит, просто теперь немного стремно кружиться такой кобыле. Обычно я летаю зимой, когда звезды ярче, и можно без страха шлепнуться на мягкий снег. Короче, я вообще чокнутая. Впрочем, как и все мое семейство. Жаль только, мозги у нас всех повернуты в разные стороны, и поэтому нам зачастую сложно общаться между собой. Самый чокнутый, по мнению всех, мой брат Васек. Хотя я убью