Я говорю Мамзели: «Мне наплевать, кто там что скажет. Этот «одуванчик» мне пальцы переломал так, что я месяц в гипсе гоняла, а тебя чуть об дверной косяк не убила. В чем мы виноваты перед ней?»

А Мамзель занудила свою вечную отмазку: «Ты еще маленькая, ничего не понимаешь, лезешь не в свои дела, и бла-бла-бла».

Мне уже десять. На похоронах Райки Мамзель говорит, что на самом деле бабка была прекрасным человеком. Большой души женщина. Чуткая, щедрая, всеми любимая (тут я чуть со стула не падаю). Конечно, к старости все отрицательные качества человека усиливаются, были и у бабули некоторые проблемы, но в целом Раиса Сергеевна всегда будет служить нам примером доброты и терпения. Терпения и доброты, е-мое! Терпение бабки Райки я лично испытала на своей шкуре не раз. Я понимаю, что Мамзель с поминальным бокалом в руке хочет красиво выглядеть перед родственниками. Ее кок на голове печально свесился влево и подколот черным бантиком с белоснежной жемчужиной. Слеза картинно капает в бокал. Я говорю: «Тогда я, мама, пожалуй, запасу пару баночек яда для тебя, на случай некоторых проблем с терпением. В старости, разумеется. На всякий случай». Мамзель так странно на меня посмотрела и отошла в сторонку, горестно покачивая коком.

– Дочь сатаны, исчадье ада, – нарочито громко шипит ей в ухо мой дядька Коля. Этот придурок все еще надеется на бабкино наследство. – Говорили тебе, Марина, делай аборт. Не растут от осины апельсины. Слыхали, что ее девка бабулю чуть не прирезала? – это уже в ухо соседке, жирной тетке с пошлой черной вуалькой на крашеной рыжей башке. – Покойная мамочка мне рассказывала, что дьяволенок приставил ей нож к горлу и говорит с ухмылкой: «Все, бабуля, конец тебе пришел». Представляете?

– Ужас-ужас! – трясет вуалькой тетка, с опаской косясь в мою сторону.

Ну что с ним сделаешь, с дядей Колей?

После похорон я пристала к Мамзели как репей. Мне было важно понять, что происходит вокруг и почему я все время оказываюсь в дураках.

– Элоиза, доченька, надо уметь прощать. Твоя бабушка была глубоко несчастный человек. Она очень меня любила, а я ее предала. В жизни, доченька, надо уметь терпеть. Такая у нас судьба.

– У кого это, у нас?

– У нас, женщин. Только терпение поможет тебе в этой жизни. Пока ты маленькая, все хорошо. Но в жизни предстоит немало испытаний, детка.

– Ты с ума сошла! Как можно терпеть ТАКОЕ? А если бы она зажала мою голову в комоде и давила бы, пока не треснет череп, ты бы тоже терпела?

И знаете, что она сделала? Снова закурила свою дурацкую вонючую мятную сигарету. Молчала, глядя в окно, курила и кашляла. Это был самый ужасный ответ в мире. Лучше бы она несла любую чушь про то, как она принесла бы гранатомет и размазала бабку по стенке. Да так, чтобы ее мозги еще долго висели на обсиженном мухами потолке. Но Мамзель в ответ только пускала кольца дыма. И так у нас было всегда. Ненавижу ее за это. Я до сих пор не понимаю, каким образом моя мать – дочь Райки, а я – дочь своей Мамзели. «Кукушка кукушонку купила капюшон». Зачем птица это сделала, кто-нибудь задумывался? Чтобы никто не видел, что кукушонок – вылитый какаду, ну или, там, фазан. Бабка вот вороной оказалась. А мы с Мамзелью даже внешне разные. Мамзель – хрупкая блондинка, а-ля Барби. У нее длинные кудрявые волосы и голубые глаза. Ей больше всего идет, когда она не делает никаких причесок и не красится, но она обожает заниматься собой. Может часами торчать у зеркала и намазывать слоями косметику, будто масло на бутерброд. У меня волосы темные и прямые, а глаза серые. Я ношу челку до глаз и отрезаю волосы до плеч, а иногда и короче, чтобы пореже причесываться. Мне нравится, что я похожа на Матильду из «Леона-киллера», такая же худая и злая. «Бородатое» такое кино, но очень клевое. Часто в гимназии я тоже мечтала явиться к директрисе с коробкой из-под пиццы, начиненной взрывчаткой. Но все по порядку. Все же бабка Райка далеко не самое страшное, что случалось со мной в жизни. Хорошо, что потом Лео научил меня никого не бояться и бить первой (уж прости, придется про тебя немного тоже рассказать). Он был реальный чел, мой отчим. В отличие от Мамзели никогда не ныл про терпение, а вместо этого учил меня действовать. Его звали Леопольд, как дурацкого мультяшного кота, поэтому я переименовала его в Лео, чтобы звучало солиднее. Ну, и почти что Леон, как в моем кино. Пожалуй, Лео был один из немногих взрослых, кого можно уважать. Он учил меня, что страх – это такой клещ, который залез к нам в голову и сосет кровь. А чтобы победить мерзкую тварь, надо выкинуть его из головы. И способ тут работает только один – поджечь страху задницу воском в своей голове. Чем я и занималась последние несколько лет. Дядя Лео учил меня сражаться с одноклассниками, с пацанами с района из банды Говнюка, с директрисой и прочими гадами. Он лазил со мной по веревочным паркам, чтобы побороть мой страх высоты. И когда я орала, повиснув в середине пути на шатких перекладинах, стебался надо мной, злил меня, кричал: «Эй, трусиха, ты чего застряла?» И тогда я доставала свой огнемет и с криком «банзай!» жгла своего клеща, к ядреной фене. Один раз Лео устроил дикий скандал в бассейне. У нас в школе были прыжки с вышки, и в тот момент, когда надо было прыгать, мне стало страшно до жути. Я стояла и ревела в голос. Тренер вначале просто орала на меня снизу, а потом стала тыкать палкой. Видели, может, у них у всех есть такое жуткое оружие – длинная алюминиевая палка с крюком на конце. Якобы для того, чтобы вытаскивать утопающих. Как же, кто в это поверит, только полный идиот! На самом деле это тайное оружие подобных теток. Когда никто не видит, они бьют ими детей по голове, чтобы те плыли быстрее. А самое лучшее для них – это попасть прямо в мозг ребенка и там немного пошурудить этой железякой. Так сказать, для полной гарантии. Сквозь слезы я смотрела, как этот монстр в отвисших трениках беснуется внизу, размахивая оружием. Когда тетка прооралась и стала тыкать в меня крюком, пытаясь попасть по ноге, меня затрясло от страха и холода. Зубы выбивали барабанную дробь, но тетка с крюком казалась