афер.

 

Наш самый крупный клиент - греческая мафия. Мы снабжаем все их рестораны свежим высококачественным мясом. Время от времени кому-то из них требуется занять нашу разделочную, и они всегда оставляют ее в первозданном виде. Это никому не нравится, но кто может отказать? В ином случае мы лишимся своих конечностей, или будем смотреть, как бойня горит.

 

С тех пор как умер отец и скотобойня перешла в мои руки, каждая афера Сайласа, проходящего мимо меня, связана с мясом.

 

— Хелен, — хнычет он.

 

Я выхожу на кухню, но не нахожу ни следов обычной грязной посуды, ни немытых кружек, ни блюдец с окурками. Пока я на работе, Сайлас обычно использует дом как место встречи друзей для вынашивания своих планов.

 

— Ты убрался, — шепчу я, приоткрыв рот.

 

— Ну что, наконец-то заметила? — спрашивает он с горечью в голосе. — Я помыл окна, пропылесосил гостиную, починил раковину, загрузил посудомоечную машину...

 

— Но ты же сказал, что не умеешь ею пользоваться, — говорю я.

 

— И еще, — рычит он, как будто я грубо обратилась к нему, — Я подстриг газон.

 

Я поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с его сверкающими зелеными глазами. Сайлас до смешного красив, когда улыбается, а я просто балдею от его внешности. Его рост - шесть фунтов два дюйма2, у него угловатые черты лица, как у модели, и атлетическое телосложение. Когда нам было по восемнадцать лет, я уговаривала его записаться в модельное агентство, но он все время постукивал себя по голове и говорил, что сделает состояние благодаря своему уму, а не красоте.

 

— Что происходит, Сайлас? — спрашиваю я, смягчив голос. — Зачем ты меня подмазываешь?

 

Он сокращает расстояние между нами и обхватывает меня за талию.

 

— У меня есть план, который сделает нас обоих богатыми до невообразимости.

 

— Какой?— спрашиваю я.

 

— Мясной рынок.

 

Я сжимаю челюсть.

 

— Я не буду протаскивать через магазин сомнительное мясо...

 

— Перестань быть такой упрямой и выслушай меня, — говорит он. — Это совсем другое дело.

 

Я издаю самый длинный вздох. Каждому свое, но иногда мне хочется, чтобы Сайлас повзрослел. Он достаточно умен, чтобы поступить в университет и стать юристом, как его дядя, или бухгалтером, как его тетя, но считает, что образование для неудачников.

 

Сайлас хочет безопасной работы в офисе, но без скуки, и денег, как у гангстера, но без опасности.

 

— И что же это за идея? — спрашиваю я.

 

— Аукционные дома.

 

Мои брови поднимаются.

 

— А точнее?

 

Он притягивает меня к своей широкой груди.

 

— Они работают как автомобильные аукционы, но там нет бумажной волокиты, и продавец получает восемьдесят процентов от окончательной ставки.

 

— Хорошо, но что продается на аукционе? — в моей голове возникают образы поддельных картин.

 

Он убирает прядь черных волос с моего лица, заправляет ее за ухо и проводит пальцем по моей шее. Обычно, когда он это делает, по моей коже пробегают приятные мурашки, но сегодня я чувствую себя онемевшей.

 

— Я уже говорил тебе, — отвечает он с улыбкой.

 

— Мясо?

 

— В некотором роде.

 

— А что такого особенного в мясных аукционах?

 

Отец притащил меня на один из них после того, как я закончила школу, чтобы я освоила мясной бизнес. Это было скучно, вонюче и не то, что я хотела бы повторить.

 

Сайлас наклоняется ко мне и шепчет:

 

— Человеческое мясо. Самое сексуальное.

 

Я отстраняюсь, но рука на моей талии сжимается, внутренности скручиваются в узел. Сайлас знает все об аферах, страховом мошенничестве, воровстве. Он никогда не предлагал ничего насильственного. Мне хочется думать, что он планирует украсть что-то с аукциона, но взгляд его глаз говорит об обратном.

 

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я.

 

— Ты слышала о Криусе Ванире3?

 

— Это сутенер?

 

Сайлас постукивает меня по носу.

 

— Не просто сутенер. Он владеет сетью аукционных домов, где мужчины могут участвовать в торгах за возможность обладать самыми красивыми и экзотическими женщинами в мире.

 

У меня пересыхает во рту, а в горле появляется боль. Я шатаюсь на ногах, кожа покрывается испариной.

 

— Что? — шепчу я.

 

Его брови поднимаются, как это бывает, когда он отказывается повторять.

 

— Кого ты планируешь выставить на аукцион? — шепчу я.

 

— Тебе действительно нужно спрашивать? — он поднимает бровь.

 

— Но...

 

Слова умирают на моих губах. Сайлас не может иметь в виду меня. Мы любим друг друга. Мы женаты.

 

В голове всплывает воспоминание о том, как мы смотрели фильм, где сексуальный пожилой мужчина предлагает замужней женщине миллион долларов за ночь секса. Муж в конце концов соглашается, но это разрушает их брак. Сайлас смеялся и называл мужа придурком за то, что тот не провёл аферу с богачом.

 

Тогда я не придала этому значения и отмахнулась от реакции Сайласа, потому что никто не предлагает женщинам целое состояние за секс. Теперь же от этих воспоминаний у меня мурашки по коже.

 

Был ли этот фильм его способом проверить, как я отреагирую?

 

Кухня кружится, и черные точки пляшут в глазах. Я не уверена, шок ли это или просекко, но сколько бы глубоких вдохов я ни делала, ничто не помогает избавиться от всепоглощающего чувства растерянности. Мои губы шевелятся, но я не могу составить связное предложение.

 

— Свежий воздух.

 

Я машу рукой, предлагая ему отойти в сторону, но он заслоняет собой дверной проем.

 

— Останься, — говорит он. — Кто-то должен подхватить тебя, когда будешь падать.

 

Подтекст его слов улетучивается из моего сознания в пустоту, хотя я уверена, что он зловещий. Как он вообще мог предположить, что я соглашусь спать с другими мужчинами за деньги?

 

— Как ты себя чувствуешь? — Сайлас наклоняет голову и смотрит на меня с отстраненным любопытством.

 

Не думая об этом, я опускаю руку на шею. Что-то восковое прижимается к моим пальцам. На ощупь это похоже на пластырь.

 

Я отклеиваю его и смотрю на маленький губчатый кружок, прежде чем встретиться взглядом