которая по площади превосходит весь мой дом. Вместо привычных приборов из нержавеющей стали, которые я ожидаю увидеть в помещении такого размера, здесь стоит чугунная плита, которая по ширине больше, чем вся моя спальня, и столешницы из дерева в деревенском стиле.

 

— Леда, — кричит Конмак.

 

Из другой комнаты выходит черноволосая женщина лет пятидесяти в серо-белом платье домработницы. Она замирает на месте, окидывая взглядом мою фигуру.

 

Она высокая и стройная, с печальными глазами, которые прячет за строгими чертами лица. В отличие от Брианны, которая не могла скрыть своего беспокойства, Леда не выдает ни единой эмоции. Я не могу сказать, связано ли это с тем, что я не первая полуголая женщина, которую Конмак привел домой.

 

— Да, сэр? — она поднимает подбородок.

 

— Приготовь комнату для нашей гостьи и дай ей что-нибудь поесть, — говорит он.

 

— Конечно.

 

Рука, лежащая на моей спине, исчезает, и Конмак направляется к лестнице. Мои губы подрагивают, но я сдерживаю желание спросить, куда он пошел. Это прекрасная возможность исследовать дом и придумать, как сбежать.

 

Как только Конмак исчезает за дверью, Леда прочищает горло и выводит меня из задумчивости.

 

— Итак, кто умер? — спрашивает Леда.

 

Я отпрянула назад, нахмурив брови.

 

— Что вы имеете в виду?

 

Она качает головой.

 

— Неважно. Пойдем со мной.

 

Леда поворачивается на пятках и направляется к другой двери, оставляя меня в недоумении. Если она уже спрашивает о смерти, то, возможно, у меня больше проблем, чем я думала. Что, черт возьми, не так с Лу Конмаком?

 

Я бегу, стараясь не отставать от ее длинных, быстрых шагов, и выхожу за ней в темный коридор, который, похоже, когда-то был оживлен сплетничающей прислугой.

 

— Здесь еще кто-нибудь живет? — спрашиваю я.

 

— Никто не живет, — отвечает она под нос.

 

В конце коридора находится еще одна лестница, ведущая в небольшое крыло особняка. Потолки здесь ниже, а стены отделаны деревянными панелями цвета магнолии. Если бы это была старинная драма, то, скорее всего, тут бы находились покои слуг.

 

Леда открывает дверь, показывая небольшую, но уютную комнату с комодом и тумбочкой из красного дерева и двуспальной кроватью, придвинутой к стене. Я ступаю по паркетному полу на ковер кремового цвета. Это первая мягкая поверхность, которую почувствовали мои ноги за последние сорок восемь часов.

 

Я бросаю взгляд на задернутые шторы и мысленно отмечаю, что надо следить за движениями охранников.

 

— Тебе понадобится чистая одежда и пара обуви, — говорит Леда. — Какие размеры?

 

Я сажусь на край матраса и перечисляю свои размеры, а Леда кивает, похоже, запоминая мои требования.

 

— Тушеная баранина тебя устроит? — спрашивает она.

 

— Да, пожалуйста, — у меня урчит в животе. — Простите?

 

Леда поднимает бровь.

 

— Почему его называют Зверем?

 

Ее губы сжимаются в тонкую линию, она выходит в коридор и закрывает дверь. Как раз в тот момент, когда я поднимаюсь, чтобы спросить, можно ли поесть с ней на кухне, в замке поворачивается ключ.

 

Значит, Леда знает, что я его пленница.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 6

После такого травматического опыта я считала, что буду спать как убитая. Но вместо этого большую часть ночи я провела, глядя в окно и следя за передвижениями охранников. Либо Конмак - параноик, либо у него сильные враги, потому что я насчитала по меньшей мере восемь разных мужчин.

 

Теперь, когда я нахожусь в запертой комнате, где компанию мне составляют только мысли, мой разум наконец-то может осознать последствия предательства Сайласа.

 

Как я могла не предвидеть этого? Может быть, он прав, я слишком требовательна? Где-то за десять лет совместной жизни наши отношения испортились, и я превратилась из жены в его собственность.

 

Я отворачиваюсь от окна, глаза щиплет, и погружаюсь в хрустящие хлопковые простыни. После того как отец умер, и я унаследовала скотобойню, каждая новая афера, о которой упоминал Сайлас, касалась моего бизнеса. Будь то пропуск сомнительного мяса через разделочный цех или кредиты под залог здания, я отказывалась.

 

Человек может вынести столько отказов, что потом сломается.

 

Неужели это все, что я когда-либо значила для Сайласа? Актив, который можно использовать в корыстных целях? Судя по восьмидесяти процентам от двух миллионов, которые он выручит с аукциона, я полагаю, ответ положительный.

 

Я поворачиваюсь на кровати лицом к двери, глаза горят. Не от слез, а от горького предательства. Жар разливается по горлу и проникает в нутро. Если мне удастся выбраться из этой передряги живой, я разорву Сайласа на куски и скормлю ему внутренности.

 

— Ублюдок.

 

Когда сквозь шторы пробиваются первые лучи солнца, мои веки тяжелеют. Я закрываю их и погружаюсь в сон. Конмак не может держать меня здесь вечно. Нужно подыграть ему в этой истории с ребенком, даже если придется заняться сексом. Что угодно, лишь бы найти выход и сбежать.

 

Спустя несколько часов маленький пальчик тыкает меня в щеку, после чего раздается детское хихиканье.

 

Приоткрыв глаз, я встречаюсь с зелеными глазами, обрамленными длинными ресницами. Они принадлежат маленькой девочке с черными волосами, заплетенные в хвост, перевязанный белым бантом.

 

Она отступает назад, показывая белое платье с пышной фатиновой юбкой, и закрывает рот одной рукой.

 

— Ты забыла позавтракать.

 

— Ох.

 

Мои глаза закрываются. Я уже собираюсь снова погрузиться в сон и отмахнуться от ее присутствия как от призрака или сна, как вдруг меня осеняет.

 

Лу Конмак купил меня за небольшое состояние.

 

Я - пленница в его хорошо охраняемом особняке.

 

В моей комнате маленькая девочка.

 

Я снова открываю глаза и вижу, что она наклонила голову и щурится.

 

— Ты в порядке?

 

— Кто ты? — пролепетала я.

 

— Гермиона.

 

— Что?

 

Она закрывает рот обеими руками.

 

— Я не ведьма, глупышка. Ты что, прочитала все книги?

 

У меня голова раскалывается, и я провожу рукой по глазам.

 

— Не совсем. Что ты здесь делаешь?

 

— Лу сказал...

 

Ее глаза